Сергей Валяев - Тарантул

— Да, Бога ради, — всплеснул руками. — Просто хочу понять, что происходит? Даже смертник имеет право на последнее желание.

— И что хочешь знать?

— Если разыгрывается партия, то какую фигурку изображаю?

— Пешку, Алеша, пешку, — осклабилась.

— А ты?

— Офицера.

— ГРУ?

— Какая разница?

— Интересно. Была ФСБ?.. Теперь вот с краснострелочниками? С еб… утыми малость ребятками, согласись? — Помассировал плечи. — Почему с ними? По убеждению или как?

— Много вопросов, Чеченец.

— Ты будешь отвечать на мои, я — на твои. И найдем этот самый… консенсус…

Моя первая женщина смеется — все-таки я неисправимый оптимист и самоуверенный дурень, считающий, что весь мир вращается вокруг его оси. А что же на самом деле?

Все то, что говорил майор ФСБ ночью на дачной кухне, где я пожирал куски льда, правда, кроме одной мелкой детали: она, Вирджиния, является офицером спецподразделения Главного разведывательного управления, занимающегося проблемами наркобизнеса. Какое звание? Какая разница допустим, капитан. Какое отношение к обществу спасения родины «Красная стрела»? Боевая организация, с помощью которой будет поставлен под контроль торговый дом «Русь-ковер».

— А чем вы лучше их? — не понимал я. — Поменяется только вывеска?

— И вывеска, и суть, — отрезала Варвара Павловна. — Они разрушают страну, а мы хотим её возродить.

— С помощью дури? — вздохнул: чудны твои дела, Господи; что-то во всей этой истории не сходилось. И почему я должен верить этой женщине, меня постоянно обманывающей?

Свои сомнения не скрывал. Вирджиния улыбнулась: верь-не верь, в моем положении это не имеет никакого значения, первейшая моя задача — найти дополнительную дискетку. Кстати, где нашел компакт-диск, спросила как бы между прочим. Почувствовав невнятную угрозу, отмахнулся: там, во флигелечеке, порылся в старых книжках со штампом «Библиотека Реввоенкома».

— Нет, Алеша, — улыбнулась и снова закурила; пепел стряхивала в чашку. — В каком-то другом укромном местечке. О котором могли знать только двое, Лаптев и ты. Где?

— Не скажу, — твердо ответил.

— Что-то связано с этой девочкой Юлией? — предположила красивая ведьма, выпуская дым колечками. — Удивительно, почему Лаптев никогда о ней… не вспоминал…

Она это проговорила таким странным голосом, будто находилась в постели, отдыхая после долгой-долгой полярной ночи, что меня пробила нервная дрожь.

Ба! Вот она разгадка. Плавает как дерьмо на поверхности водоема. Нестандартные, говоришь, отношения? Ну-ну!..

И я рассмеялся горьким смехом. Вот что может сделать устрица с меховой подкладкой на наших широких и необъятных просторах. Теперь ситуация чуть проясняется, как родное поле, выплывающее из утреннего тумана, когда ты, проснувшись на верхней полке поезда, пялишься от пустого любопытства в окно.

— В чем дело? — не могла не обратить внимание на мое состояние внимание.

— Трах-трах с Лаптевым? — смеялся. — Трах-трах с его пасынком?.. С кем еще, моя нестандартная?.. Не с Серовым ли старшим?.. Вот это профессиональная работа, накрыла всех пи…дой, как осколочным снарядом! Ха-ха! Снарядом! — меня рвало блевотно-желудочным смехом.

Варвара Павловна с брезгливой миной смотрела на меня, точно на разложившийся жидкий труп в гробу. Ненавидела. Но и это не могло остановить меня — продолжал смеяться.

Она ушла, когда поняла, что её подопечный сошел с ума. И надолго. Может быть, навсегда. Это был бы выход. В первую очередь для меня. Увы, повторю, не всегда наши надежды сбываются.

Я остался. Почему? Во-первых, смеялся как недорезанный, а во-вторых, некуда было идти. В том мире, из которого меня насильно извлекли, ничего не осталось: мертвая обугленная планета. Под ногами вулканическая магма, горячий пепел и хрустящие кости несбывшейся любви.

Наконец успокоился — лег на диван, кинув ноги в армейских бутсах на валик, покрытый казенной мешковиной чехла.

Вот тебе, Леха, и занавесочки с рюшечкой, сказал себе. Вся наша жизнь устроена так, что её суть всегда находится под мешковиной защитного чехла. Эту простую истину я плохо понимал и понимаю.

Может, поэтому так часто вспоминаю детство — там был на солнечной и сияющей стороне, пока не наплыла тень смерти Ю.

Девочка ушла в вечность, а я остался жить каждым днем в придуманном и лживом мире, прикрытым плотной мешковиной.

Думаю, пришло время сдирать её и открыто смотреть, что под ней находится.

Что там? Смелее, гвардии рядовой жизни. Ты же из бесстрашной бригады «тарантулов»?

Пора-пора сдирать декоративные рюшечки со своей жизни, как с дивана чехлы. Долой позолоченную мишуру и вышитые крестиком мертвые цветочки.

Посмотри, Алеха, как это не банально звучит, правде в глаза, а выводы будешь делать потом.

Когда-то давно я с мальчишками (нам было тогда лет по одиннадцати-двенадцати) ходили воевать на городскую свалку. Это было огромное и смердящее пространство с истерическими криками степных чаек, остервенелым лаем бродячих псов, стелющим над ним ядовитым дымом и гулом мусорных машин да тракторов, трамбующих подвижные прелые пласты отходов человеческой деятельности.

На этой свалке жили люди, если их можно было так назвать. Они были покрыты коростой дерьма и походили на странных и отвратительных животных. У них не было лиц — опухшие, заросшие морды, скалящиеся беспричинными ухмылками. Они строили убежища в мусорных терриконах, жрали рвотные помои и любили сидеть ночью у костров.

Мы их почему-то называли скуралатаями. Не знаю, кто первым придумал это прозвище? Возможно, Сашка Серов или кто другой, это не важно. Мы ненавидели скурлатаев и сражались с ними. Почему ненавидели и дрались — на этот вопрос не могу дать верного ответа. Наверно, когда есть враг, так проще жить и за счет его поражений утверждаться.

Мы вооружались металлическими прутьями, велосипедными цепями, самодельными дубинками с пробитыми насквозь гвоздями и шли военным походом на обитателей свалки.

Поначалу все походило на веселую и дурную игру: скурлатаи, скалясь и матерясь, отбивались палками-«кашкадерками», на концах которых опасно блёкали металические зубья, зачищенные от постоянных тыков в мусорные терриконы.

Потом пролилась первая кровь и шутиха превратилась в кровопролитные побоища.

Тактика наших действий была проста и подла — группой в несколько человек мы окружали скурлатая-одиночку и пытались своим оружие его как следует «обтрепать», пока ему не приходила помощь со стороны подельников.

Естественно, каждый хотел выжить в этой бессмысленной бойне, и поэтому скурлатаи защищались с исступлением и яростью. Частенько в дымном угарном воздухе мелькали перед нашими глазами металлические крюки… До сих пор не понимаю, как удалось избежать смертоубийства на нашей стороне. Ведь довольно было одного удачного замаха и на крюк без вопросов насаживалась бы разлохмаченной капустой чья-нибудь шкодливая головушка. Подозреваю: за коростой нечисти скурлатаи хранили свои души и не могли позволить себе переступить некую запретную невидимую черту.