Сергей Валяев - Топ-модель

Я вспомнила свои чувства, когда заглянула в кухонное окошко — бездна, где нет жизни. Кто-то же Беллу толкнул к этой бездне, заметила сестра, ладно, будем разбираться.

— А ты каким документом размахиваешь? — поинтересовалась. — И все двери перед тобой открываются.

— Не размахиваю, а предъявляю, — строго сказала Евгения.

— И что предъявляешь?

— Что надо!

— Очень содержательный ответ, — обиделась. — Ты мне не доверяешь?

— Дурочка, — рассмеялась Евгения. — Это тебе все надо?

— Конечно, — вскричала. — Должна же знать, с кем имею дело. — И топнула ногой, находясь уже на твердой и грешной земле. — Ты, например, задаешь такие вопросы…

— Какие?

— Профессиональные. Милиционеры тебе козыряют. Годзиллов ты душишь газом…

— Все-все, хватит, — рассмеялась. — Не делай из меня монстра. Садись в машину и поехали.

— Куда?

— Твой любимый вопрос, Машка: «куда?», — заметила. — Туда, куда нас родина зовет.

— И куда она зовет? — была последовательна.

Родина нас звала — и звала на день рождения господина Шопина. Я выразила сомнение в уместности нашего явления средь «шумного бала» после того, как оказались свидетелями гибели бывшей топ-модели.

Двоюродная сестра назвала мои душевные страдания философской требухой и потребовала, чтобы я внутренне собралась по причине того, что меня ждет серьезная работа.

— Какая работа? — изумилась.

— Работа наживки, — услышала ответ, — для господина Шопина.

Если бы Евгения сказала, что меня хотят заслать лазутчиком в тыл армии USA, расквартированной в пустыне Саудовской Аравии, то удивилась, куда бы меньше. А так — было впечатление, что земля уходит из-под моих ног. Впрочем, находилась я уже в авто, мчащемся по вечерним столичным улицам, что ровным счетом не имело значения. Для моего общего состояния.

— Женечка, — услышала наконец свой придушенный голос. — Ты о чем?

— О выполнении поставленной перед нами боевой задачи.

— Б-б-боевой задачи? — мне казалось, что я уснула и мне снится невероятный сон.

А какие могла испытывать чувства провинциальная девочка, приехавшая неделю назад в большой город с единственной романтической целью покорить подиум Высокой моды и не имеющей о жизни никаких особых представлений. И вдруг такое: «выполнение поставленной перед нами боевой задачи».

Где я, с кем я и что от меня требуется?

— Маша, убери с лица выражение полной идиотии, — попросила сестра.

И тут меня прорвало, — я заорала так, как, наверное, кричала несчастная Белла, запустившая в себя дозу дрянного «винта». Я просила, нет, я требовала, чтобы со мной вели честную игру, если уж решили играть, в противном случае, отказываюсь от выполнения «поставленной боевой задачи».

К моему удивлению, Женя отнеслась к истерике с пониманием. И даже выразила сочувствие, мол, нагрузка на мою нервную систему слишком велика.

— Нет, я в порядке, — заставила себя успокоиться, — но неопределенность угнетает.

— Я тебя понимаю, — согласилась двоюродная сестра. — Тогда слушай внимательно и помни: все что я тебе говорю, это…

— … конфиденциально!

— Умница, — похвалила. — Хватаешь все на лету, — и продолжила. — Я тороплю события и нарушаю инструкцию, но решение по тебе уже принято…

— Решение по мне? Какое ещё решение, черт подери?

— Вопросы не задавать, — отрезала сестра. — Учись молчать и слушать. Это тебе пригодится в будущем.

— Извини, больше не буду задавать никаких вопросов, — вспыхнула. Только последний вопрос: как меня зовут?

— Тебя? — закурила Женя и улыбнулась доброжелательно: — После получения информации ты будешь проходить под агентурным именем «Маруся». Устраивает?

— Устраивает, — обречено ответила и закрыла глаза, чтобы не видеть выражение собственного лика, отражающего на лобовом стекле авто. Потому что выражение лица было такое, что возникало одно впечатление — на меня смотрит человек, мне же абсолютно неизвестный.

Я нахожусь в тесном и темном пространстве — мне ужасно неудобно в свои пятнадцать лет: мешает рост. Молодым подсознанием понимаю, что мне снится сон, но он настолько реальный, что всем телом осязаю страх. Он неприятный, липкий-липкий и почему-то пропахший бензином.

Потом слышу какое-то движение из вне. Слышу шаги. Слышу чужое дыхание. Слышу хруст ключа в замке. Яркий луч фонаря режет глаза. Щурюсь, чувствуя, как чьи-то крепкие и хозяйственные руки цапают мое юное тело и рвут из западни багажника автомобиля. Оказывается, я была связана бельевыми веревками и находилась в грузовом отделении такси. Почему понимаю, что это такси? Краем глаза успеваю заметить апельсиновый цвет машины и характерные «шашечки» на её боку.

Боже, казню себя, ведь мама не разрешала садиться в незнакомые машины. Но я так устала после танцев, что остановила такси. Меня даже не насторожило то, что лицо водителя укрывалось в ночи.

От шума мотора и движения я, должно быть, беспечно прикорнула и оказалась легкой добычей маньяка.

Пытаюсь освободить руки, связанные за спину, — тщетно.

— Но, но, — слышу хихикающий дребезжащий голос, — не шали, девка. Отсюда ещё ни одна пташка не вылетела вольной птахой. Я вас выношу в цинковом ведерке. Кормлю свиней своих. Ох, и любят они человечинку-с…

От этих слов, страшных и звучащих так бытово, меня душат спазмы ужаса — я задыхаюсь…

— Эй-эй, — волнуется невнятный. — Ты мне ещё живая нужна. — Вот сейчас переоденусь и займусь тобой, красавица моя…

Сквозь слезы вижу бетонный потолок, тусклую лампочку в наморднике сетки, шкаф с инструментами для ремонта машин, канистры с бензином… И понимаю, что нахожусь в гараже на далекой городской окраине, и спастись отсюда никакой возможности. Я — обречена.

Животный страх заставляет меня извиваться на железном рабочем столе и, — о, чудо! — веревка цепляется за острый, как нож, выступ. Боль выламывает руки из плечевых суставов, однако понимаю: надо терпеть. Терпеть! Терпеть! Если не хочу быть скормленной свиньям.

Наконец веревка лопается, как струна, и я освобождаюсь от нее, прыгая на бетонный пол. Мутная лампочка плохо освещает гараж — куда бежать? К металлическим воротам? Нет, они заперты на засов и амбарный замок. И тут я замечаю маленькую дверь, куда-то ведущую…

Осторожно приближаюсь к ней, заглядываю в щель. В каморке, тоже заставленной инструментами и канистрами, находится таксист. Он стоит ко мне спиной, переодеваясь в синий «рабочий» халат. Человек долговяз, но я вижу плешь на его голове. И эта плешь, словно мне добрый знак: мой будущий убийца тоже имеет слабость и, может быть, беззащитным.

Метнувшись к стеллажу, нахожу ломик с заостренным концом. Замираю у дверцы и вижу: таксист поворачивается, чтобы идти в гараж, в его левой руке — кухонный резак, в правой — оцинкованное ведро, а на лице — маска.