Андрей Воронин - Слепой. Могила тамплиера

И сунул под нос какую-то грязную бумажку в клеточку, на которой шариковой ручкой, корявым Мигулиным почерком со множеством орфографических ошибок, но вполне ясно и разборчиво было написано, что он, Мигуля, обязуется не далее как сегодня утром вернуть Шлыку долг в размере двухсот тысяч рублей. Число под этим текстом стояло вчерашнее, и подпись, как ясно видел Мигуля, была его собственная.

«Какой, на хрен, долг? – удивился он, уже понимая, что влип по самое не балуйся, но еще будучи не в силах до конца в это поверить. – Бога побойся, Шлык! Это ж больше семи косых зеленью, я что, больной – такие бабки занимать?» – «А ты и не занимал, – спокойно сообщил Шлык. – Ты мне их в очко проиграл. Не помнишь?»

Тут Мигуля действительно начал припоминать, что будто бы действительно что-то такое писал вчера под диктовку Шлыка и даже, кажется, с пьяным ухарством предлагал удвоить сумму – нам для друзей ничего не жалко, и вообще, деньги – грязь.

«Ну, так как? – прервал его воспоминания Шлык. – Сейчас бабки отдашь, или тебя на счетчик поставить? Ты видишь, какое тут, в документе, число стоит?»

Мигуля понял, что пропал. И что с того, что «документу», которым тычет ему в нос Шлык, грош цена? Никакой законной силы эта бумажка не имеет, так ведь и в суд ее никто нести не собирается! В суде одни законы, а там, где обитают Мигуля со Шлыком, – другие, свои. По этим законам долги, особенно карточные, надо отдавать вовремя. Иначе, как в старой песне, «никто не узнает, где могилка моя».

«Где ж я возьму такие бабки?» – беспомощно произнес Мигуля. «Твои проблемы, – ответил Шлык. – Можешь хату продать. Только не тяни, мне деньги нужны, да и тебе лишние проценты в хрен не уперлись».

Все было ясно. Схема развода была простая, проще не придумаешь, и Мигуля, стреляный воробей, позволил вот так запросто провести себя на этой пустой мякине. Вот уж действительно, сменял жизнь на пару глотков бормотухи!

«Ловко это у тебя получается, – вяло запротестовал он, – хату продай. А сам я куда пойду?» – «Твои проблемы», – повторил Шлык. «Сука ты, Шлык, – поняв, что терять ему уже нечего, с горечью сказал Мигуля. – Своих обираешь, шакал? Ты же нарочно все это подстроил! Скажешь, нет?» – «Значит, бабок у тебя нету, – констатировал Шлык, пропустив это обвинение мимо ушей, – хату ты продавать не хочешь, а мочить тебя мне самому не резон. Да и мараться об тебя неохота. Ладно, дам тебе шанс по старой дружбе. Помнишь, ты вчера про какую-то цацку бакланил, которую вроде москвичи в кремле откопали? Золотая она, говоришь? Ну, так в чем проблема? Притаранишь ее мне, и в расчете! Я тебе еще и приплачу баксов сто, чтоб не обидно было».

Мигуля ненадолго задумался. Было ясно, что Шлык спланировал это все заранее, сразу же, как только услышал об энклапионе. Просто попросить Мигулю пойти в школу, где остановились археологи, и украсть цацку он, конечно, не мог: во-первых, Мигуля наверняка отказался бы, а во-вторых, тогда ему пришлось бы платить за работу, и платить настоящие деньги, а не вшивые сто баксов. А вещица, судя по всему, была не из дешевых. Ведь сам по себе кусок золота такого размера на семь косых зеленью не потянет. Значит, дело в другом. Что ж, на свете полно богатых придурков, готовых отваливать бешеные деньги за то, чтоб не просто хвастать перед знакомыми какой-нибудь старинной побрякушкой, но и рассказывать им при этом какую-нибудь байку – вот это, дескать, та самая пуля, которая выбила глаз фельдмаршалу Кутузову, а это – первая звезда Героя, которую получил летчик Кожедуб. Сам Мигуля таких людей не встречал, но знал, что они существуют, и расчет Шлыка, готового обменять почти что живые семь тысяч долларов на золотую цацку, которую можно легко спрятать в кулаке, был ему понятен. Судя по щедрости сделанного Шлыком предложения, навариться тот собирался капитально, но Мигули это уже не касалось: у него хватало своих проблем.

Словом, деваться все равно было некуда, и Мигуля на это дело подписался. А уже через двое суток отдал Шлыку цацку – как тот и заказывал, со всеми фотографиями и бумажками, подтверждающими ее подлинность, – а взамен получил свою расписку и обещанные деньги, и притом не сто, а целых двести долларов. А дельце-то, между нами, оказалось плевое, даже рассказать нечего. Чего тут рассказывать, когда не успеешь толком начать, а уж и заканчивать пора? Просто ведь как репа! Археологи на раскоп, Мигуля – в школу. И ни одна собака его не видела, даже вахтерша – она, коробка старая, в это время задний двор подметала. Да как мела-то! Попробовала бы она в зоне так мести, ей бы эту метлу живо засунули, откуда и не вынешь.

Затарившись в магазине всем, чем следовало, Мигуля двинулся в обратный путь. Шагал он теперь торопливо. Солнце давно уже перевалило за полдень, и выпить хотелось так, что хоть криком кричи. Правда, несмотря на спешку и снедавшее его нетерпение, Мигуля сделал изрядный крюк, чтобы обойти шалман, в котором, наверное, до сих пор сидел, запивая свое горе пивом пополам с водочкой, симпатичный археолог Гена. Не хотелось Мигуле с ним встречаться, ой не хотелось! Вот так оно в жизни всегда и получается: только это сойдешься с хорошим человеком, раззнакомишься, выпьешь по рюмочке под культурный разговор, а потом и оглянуться не успеешь, как либо он тебе подлянку швырнул, либо ты ему. И все, разошлись пути-дорожки, да не дай бог им снова сойтись!

Дома Мигуля первым делом налил стакан водки и выпил его залпом, как лекарство. Водка привычно обожгла пищевод и приятным теплом разлилась сначала по желудку, а уже оттуда пошла гулять по всему организму. Глаза у Мигули заслезились с удвоенной силой; он занюхал водку засаленным рукавом, шумно перевел дыхание и, не отвлекаясь на такие мелочи, как сервировка стола, зубами отхватил изрядный кусок от купленного в магазине колечка краковской колбасы. Жуя, он оглядел убогую, заросшую грязью, с отставшими обоями и отвалившимся кафелем кухоньку. По мере того как водка оказывала свое благотворное воздействие, окружавшая Мигулю убогая действительность буквально на глазах приобретала оптимистичную, радужную с жемчужным дымчатым отливом окраску. Угрызения совести, и без того не чересчур сильные, пошли на убыль и скоро исчезли совсем. А из-за чего переживать? Что он, старушку ограбил? Младенца задушил и с кашей сожрал? Да ничего подобного! Взял вещицу, которую другие люди до него нашли. Да какое там – нашли! Могилу ограбили, вот и вся их находка. Так-то искать любой дурак умеет.

Мигуля окрепшей рукой наливал себе второй стакан водки, когда в крошечной прихожей его однокомнатной хрущевки предательски скрипнула половица. Мигуля ничуть не испугался: дверь он запирал только на ночь, да и то не всегда, брать у него в квартире было нечего, и, если кто-то вошел без стука (звонок-то у него уж лет пять как поломался, а починить не доходили руки), значит, это свой человек, хорошо знающий, какие в этом доме заведены порядки. Может, кому-то замок надо починить, а верней всего, что кто-то из соседей-алкашей углядел в окошко, как Мигуля возвращался домой с двумя пузырями беленькой, и решил присоединиться. Что ж, это всегда пожалуйста, если человек хороший!