Альбина Скородумова - Терракотовая фреска

Павел Петрович Ремизов – потомственный дворянин, по принуждению родителей ставший офицером, всю свою жизнь – с самого раннего детства – увлекался историей. Пяти лет от роду, едва научившись читать, он большую часть своего свободного времени проводил в дедушкиной библиотеке, разглядывая книги по истории Древнего Рима и античной Греции. Его нянька – деревенская тетеха, этакая пародия на пушкинскую Арину Родионовну, ростом под два метра с кавалергардской выправкой, была безмерно счастлива, что ей достался такой «тихонький барчук», любивший уединение в библиотеке, а не прогулки на свежем воздухе. Родители, долгие годы пребывавшие в неведении относительно того, как их единственный сын проводит дни ввиду сильной занятости светской петербургской жизнью, верили на слово своей разворотливой служанке, выполняющей также роль няньки, поварихи, горничной и прочее, за довольно невысокое жалованье. А сын Павлуша никогда и не думал выдавать свою кормилицу-поилицу, потому что часы-дни-месяцы, проведенные в библиотеке, были для него гораздо приятней игр со сверстниками и прогулок в Летнем саду.

В отрочестве, когда дела родителей пошли совсем плохо, а заслуги деда перед Отечеством стали постепенно забываться, отец чудом умудрился пристроить Павла в Пажеский корпус, в котором учились дети именитых дворян, решив, что на военной службе сыну проще будет прожить без средств. Родители его к тому времени уже растранжирили все, что осталось от состояния его деда.

Об увлечении сына историей Ремизов-старший, скорее всего, и не догадывался. Он совершенно не интересовался мальчиком, как, впрочем, и его супруга. Так и рос Павел под приглядом няньки, а затем своего наставника в кадетском корпусе.

Муштра и военное дело не смогли отбить охоту к увлечению историей. Павел, лишившись возможности изучать богатейшую библиотеку своего деда, подружился с преподавателем латыни – поляком по происхождению Здиславом Грабжбовичем, большим любителем истории и археологии. В молодости Грабжбович даже побывал на раскопках Трои, но серьезная травма помешала ему стать исследователем-путешественником, и он стал зарабатывать на жизнь преподаванием «мертвых» языков. Особенно велик спрос на латынь был в России, куда он и перебрался. Подрабатывал и в Пажеском корпусе, где не по годам эрудированный в вопросах истории Павел Ремизов вскоре стал его любимцем. Именно Грабжбович познакомил юного кадета с профессором Немытевским и ввел его в эту семью.

…Разорвав пакет, Ремизов извлек из него увесистую пачку листов, плотно исписанных мелким убористым почерком профессора. Пристроившись на солнечной подветренной стороне и прислонившись к разогретому камню, он начал читать послание:

«Друг мой Павел Петрович, здравствуйте! Несказанно рад был узнать, что вы уцелели в этой страшной мясорубке, выбрались из красной России, и даже оказались в Китае, совсем рядом со мной. Случайно, совершенно случайно, услыхал вашу фамилию в разговоре с господином Ле-Чжином, местным градоправителем, который слезно жаловался мне на разбой, учиненный формированием генерала Бакича. И в качестве приличного офицера, удерживающего свое подразделение в относительном порядке и узде, назвал нашу фамилию. Как же я обрадовался, когда понял, что он говорит про вас! А когда узнал, что квартируете вы в пещерном комплексе Могао близ Дуньхуана, так обрадовался вдвойне. В какое замечательное место вы попали! Ведь это просто святая святых – собрание старинных буддийских раритетов! К тому же это совсем недалеко от моего нынешнего места обитания – верст 500 будет от вашего прибежища.

Отправил к вам моего верного помощника Николеньку с этим письмом. Видите ли, у меня здесь в Китае обнаружилось довольно странное заболевание, которое пока не знают, как лечить. Вы ведь помните, какой я крепенький старикашка – на раскопках везде и всюду успевал и не всякому студенту за мной удавалось угнаться, а теперь что-то странное со мной происходит… Болезни, как таковой, я не ощущаю, а вот слабость в теле невероятная. Встать утром с постели – целая драма. Дрожь в ногах и руках, слабость такая, что стакан к губам с трудом подношу. Вот ведь какая незадача со мной приключилась и, главное, так не вовремя. Я ведь, дорогой вы мой Павел Петрович, обнаружил здесь нечто необыкновенное. Точнее сказать, то, чего в данной местности просто быть не должно. Не должно, но существует!!!

Не могу, батенька мой, никак не могу описать вам все это в деталях – страшно делается. Очень хочу вас, голубчика, увидеть и при встрече, при встрече все рассказать. Я даже Николеньке открыться не могу, настолько серьезными (и опасными) могут быть последствия моего открытия. А я ведь настоящее ОТКРЫТИЕ совершил. Нашел то, что ни одному ученому или археологу до меня не удавалось сделать. Очень надеюсь, что в самое ближайшее время смогу вам все сообщить. Дорогой Павел Петрович, вы уж изыщите возможность навестить меня, старичка, в самое ближайшее время, а то вдруг болезнь моя окажется чем-то серьезным и не смогу я передать миру то, что обнаружил здесь. Надеюсь на вас и жду, очень жду… Искренне ваш, профессор Немытевский».

Ремизов, отложив письмо, задумался. Он много лет знал чудаковатого профессора Немытевского, уважал и любил его, как близкого человека. Знал и то, каким одержимым становился этот немолодой уже человек, когда дело касалось его любимых манускриптов эпохи Тан. Немытевского, преподававшего в Петербургском университете, очень любили студенты, но преподаватели относились к нему осторожно. Коллеги считали Немытевского немного «не от мира сего» за его рассеянность, увлеченность своей работой, граничащую с фанатизмом. Однако профессор не обращал на это никакого внимания, точнее, не замечал косых взглядов и ухмылок в свой адрес.

Ремизов понял, о каком открытии в такой завуалированной форме написал ему старинный приятель. Несмотря на разницу в возрасте, почти двадцать лет, и в социальном статусе – один профессор, другой кадровый военный, – они все-таки были добрыми приятелями. Конечно же, речь шла о «терракотовом списке Чжана». Этот документ на протяжении многих столетий бередил умы историков и синологов. О нем знали все, но никто никогда его не видел…

Известно, что в первом веке нашей эры китайский путешественник (по другим сведениям – лазутчик императора Уди) Чжан в ходе многолетней экспедиции добрался до государств Срединной Азии, до этого времени китайскому императору Уди неизвестных. На основании отчетов Чжана император принял решение о присвоении этих земель, отвоеванных у кочевников, и создании на их территории новых китайских провинций – Дуньхуан, Увэй и других.