Андрей Воронин - Спецназовец. Шальная пуля

– Я купил дом в Подмосковье, – говорил тем временем Расулов, снова наполняя рюмки. – Не Барвиха, конечно, но место вполне приличное, и соседи хорошие, уважаемые люди…

– Ого, – сказал Юрий. – Что, дома совсем туго стало?

– Не то чтобы совсем, – уклончиво возразил Расулов, – но какое-то время для моего здоровья будет полезнее пожить здесь. Поэтому милости прошу, дорогой, мой дом – твой дом. Места хватит, ты не будешь чувствовать себя стесненно. А пока ты будешь гостить у меня, мои земляки отремонтируют твою квартиру. Клянусь, это будет настоящий дворец, куда не стыдно привести женщину, будь она хоть королевских кровей! А главное, все произойдет без твоего участия. Ты просто отдашь бригадиру ключи, а потом тебе позвонят и предложат принять работу.

– Вот это звучит по-настоящему заманчиво, – признался Юрий. – Спасибо, уважаемый, я подумаю.

– Что тут думать, э? Соглашайся!

– Ты хотел о чем-то поговорить, – напомнил Якушев. Он не любил, чтобы на него давили, пусть даже из самых добрых побуждений.

– А мы уже говорим, – сообщил дагестанец.

– Правда? Ремонт в моей халупе – это то, ради чего ты приехал и накачиваешь меня коньяком? Ты что, в тимуровцы записался?

– То, что твоя квартира нуждается в ремонте, для меня приятная неожиданность, – заявил Расулов. – Она дает мне возможность отплатить добром за добро, не оскорбляя хорошего человека попыткой всучить ему деньги.

– То есть, тебе зачем-то нужно, чтобы я пожил в твоем доме, – перевел это излишне витиеватое высказывание на простой человеческий язык Юрий.

– Я всегда считал тебя умным человеком, – утвердительно кивнул Расулов. – Для меня будет большой честью принять тебя как дорогого гостя.

– Темнишь, уважаемый, – упрекнул его Юрий. – Ты что, опасаешься покушения?

– Покушения? Не знаю. Не думаю. Это, конечно, не исключено, но на случай покушения у меня имеется охрана.

– Да, я заметил. Тогда в чем дело? Выкладывай, не стесняйся. Умный я или нет – вопрос открытый, но втемную играть не стану.

– Тебе и не придется, – заверил его Расулов, – потому что послушных исполнителей у меня хватает и без тебя. В этом качестве ты мне не нужен, дорогой. Твой зоркий глаз и острый ум – вот что мне от тебя нужно.

– Ты прирожденный политик и дипломат, уважаемый Магомед, – сделал собеседнику сомнительный комплимент утомленный его иносказаниями Якушев. – Твое искусство говорить красиво и много, ничего при этом не говоря, превыше всяческих похвал. Но, может быть, ты все-таки расскажешь, что у тебя произошло?

– Не произошло, – поправил Расулов, подвигая к нему полную рюмку. – Происходит прямо сейчас. И я не понимаю, что. Именно об этом я тебя и прошу: помочь мне разобраться, что происходит в моем доме и почему. Однажды ты вычислил предателя среди своих друзей. Теперь надо найти его среди моих. Ты поможешь?

– Я предупреждал, что не стану действовать втемную, – напомнил Юрий, держа на весу рюмку. – Давай выпьем. Потом ты подробно, простыми словами, опишешь мне ситуацию, и я решу, стоит ли с тобой связываться.

– Ты вправе диктовать условия, – согласился Расулов. – Кроме того, это условие кажется мне справедливым. Выпьем за тех, кого больше нет с нами, дорогой!

Они выпили, не чокаясь, и, выдержав скорбную паузу, Магомед Расулов заговорил о деле.

Из комнаты охраны на первом этаже доносились полные азарта гортанные возгласы. Переступив порог, Аман Муразов без труда установил причину шума. Дежурная смена, все четыре человека, собралась у экрана портативного телевизора, установленного прямо на консоли с мониторами видеонаблюдения, что позволяло одновременно следить как за тем, что происходило снаружи, так и за перипетиями финальных схваток чемпионата мира по вольной борьбе. Канал «Боец» транслировал эту запись уже далеко не впервые, но здесь, в этом доме, она неизменно собирала полный аншлаг.

Накурено в комнате было так, что хоть топор вешай. На экране телевизора двое мужчин в борцовских трико, пыхтя и отдуваясь, в странных позах медленно и трудно ломали друг друга на ковре. Один из них приходился присутствующим земляком, чем и был вызван их неослабевающий интерес к схватке, исход которой был давно известен. В другое время и при иных обстоятельствах Аман Муразов с удовольствием присоединился бы к коллегам, чтобы насладиться захватывающим зрелищем, которое было особенно приятным потому, что не сулило никаких сюрпризов. Но сейчас у него были дела поважнее, и он ограничил свое участие в общем веселье парочкой азартных возгласов и хлопков по спинам прильнувших к экрану охранников.

– Уже вернулся, дорогой? – спросил начальник дежурной смены, и, не выслушав ответа, снова всем телом подался к телевизору. – Что делаешь, э?! Кто тебя учил такому захвату?!

– Ай, ишак! – добавил к общему хору свой возглас Аман и попятился обратно к дверям, подле которых на деревянном щите висели запасные ключи от всех жилых и служебных помещений дома.

Ключи от жилых комнат выглядели совершенно одинаково, поскольку все внутренние двери были оснащены замками одного и того же типа. Это было очень удобно; незаметно для окружающих сняв с крючка ключ от кабинета хозяина, Аман повесил на его место ключ от своей комнаты, придержал, чтобы тот не раскачивался, и, отступив на шаг, быстрым взглядом оценил плоды своих рискованных усилий. Плоды получились ожидаемые и вполне удовлетворительные: на доске все выглядело точь-в-точь так, как было до прихода Амана.

Чувствуя себя куском овечьего помета, увлекаемым в неизвестном направлении стремительным горным потоком, Аман Муразов вышел из комнаты охраны и по главной лестнице поднялся на второй этаж. На душе у него было скверно, поскольку он точно знал, куда несет его горный поток. Аман Муразов со страшной скоростью двигался навстречу позору и смерти и, увы, ничего не мог с этим поделать: те, кто вовлек Амана в это губительное движение, были сильнее и крепко держали его за горло.

Кабинет находился в дальнем конце короткого, устланного пушистым ковром коридора. Торопясь поскорее покончить с неприятным делом, от которого не сумел отвертеться, Муразов вставил ключ в замочную скважину и дважды повернул против часовой стрелки. Замок мягко щелкнул, блестящая латунная ручка беззвучно опустилась, и дверь распахнулась, впустив Амана в пахнущий хорошим табаком и восточными благовониями полумрак дремлющего за задернутыми портьерами кабинета.

Бесшумно ступая по персидскому ковру, дагестанец быстрыми шагами пересек просторное помещение, присел на корточки и, не мудрствуя лукаво, прилепил микрофон к нижней поверхности крышки хозяйского стола. Круглую коробочку с поролоновой прокладкой он положил обратно в карман, напомнив себе о необходимости как можно скорее и незаметнее избавиться от этой улики. За три недели, прошедшие с того дня, когда его впервые остановил на улице капитан Куницын, Аман Муразов стал настоящим специалистом по части уничтожения улик и совершаемых по принуждению мелких подлостей. Он бы давно со всем этим покончил, убив капитана, а потом и себя, если бы не взятая в заложники семья. Э, да что там! Если бы не семья, всего этого просто не было бы. Но Куницын и те, чьи приказы он выполнял, точно знали, как побольнее ухватить Амана за живое; они вогнали ему в самое сердце острый крюк шантажа и угроз, и Аман уже не мог с этого крюка сорваться. Наоборот, каждый его шаг еще глубже вгонял холодное железо в живую плоть, и, если в самом начале еще существовала призрачная возможность рассказать обо всем хозяину и попросить у него помощи, теперь о ней нечего было и мечтать. Аман Муразов остался со своей бедой один на один, без родины и друзей, которых предал, и уже не рассчитывал на благополучный исход. Единственное, о чем он теперь мечтал и к чему стремился, это ценой собственной жизни спасти свою семью.