Анна и Сергей Литвиновы - Пальмы, солнце, алый снег

Ярослава еще в раннем детстве решила: в поселке она не останется. Но в мечтах своих до поры никому не признавалась. Секретила планы до того дня, как школу закончила. И, помнится, очень удивила одноклассниц тем, что не осталась даже на выпускной бал: «Ты что, дурная?! Ведь танцы ж будут!» Но Ярославе на местные танцы было плевать. Тем более что и платья выпускного ей не пошили – мама сказала, что в стране непонятно что начало твориться и в такой ситуации швырять деньги на разную блажь она не собирается.

Так что, едва получив аттестат, Ярослава тут же бросилась в новый кагал. Сначала – в духоту плацкартного вагона. А через двое суток тряской дороги уже вступала в столичную круговерть и гам.

«А почему ты поехала именно в Москву? – как-то спросил ее психолог. – Почему, скажем, не в Сочи, не в Питер? Тоже хорошие города, пусть не такие большие, зато карьеру в них сделать легче…»

Тогда Ярослава, помнится, отделалась избитыми фразами: мол, за лучшей долей положено ехать именно в столицу, город больших возможностей, вот она и поехала… Но психолог – нет бы безропотно схавать ее ответ – взялся копать до сути. И докопался. Сказал, что она, Ярослава, уже отравлена вечной толпой. Шумом. Скученностью. И хотя все это ненавидит, но все равно в этот бардак и стремится. И пытается создать свой собственный, одинокий мир, но под шумной, колготной оболочкой.

Может, психолог прав. Может, ей и правда лучше в толпе. По крайней мере тогда, когда поезд прибыл на Казанский вокзал, Ярослава совсем не растерялась, хотя прежде подобные людские муравейники видела только по телевизору. Она решительно отогнала навязчивых носильщиков. Уверенно отшила парочку джигитов, которые тут же, прямо на перроне, начали виться с «шашлыком да любовью». А вот обступивших ее бабулек – каждая с картонкой, извещавшей о том, что сдаются комнаты, – Ярослава выслушала внимательно. Ужаснулась ценам – тех денег, что в столице просили за «угол», в их поселке хватило бы на аренду добротной «трехи»… Но одно из предложений, исходившее от наиболее чистенькой и тихоголосой старушки, девушка приняла.

Нельзя сказать, что бабушка просила дешево, наоборот. Девушка быстро подсчитала, что ее сбережений едва ли хватит на месяц аренды. Зато жить ей предстоит не в «углу», а в целой комнате с какой-то хитрой штукой под названием «эркер». И расположена эта комната не в ужасном месте под названием Силикатный проезд, а на улице с красивым именем Старая Басманная…

Ну а через месяц она уже немного освоит Москву. И конечно же, найдет деньги, чтобы продлить договор аренды. А то и еще куда переедет. В более удачное место. Чтобы как в том стихе: «А из нашего окна площадь Красная видна».

– Все. Я решила, – объявила Ярослава старушкам-квартиросдатчицам. – Я хочу жить на Старой Басманной.

И тут же нарвалась: одна из старух, наиболее противная, с красным носом, пригвоздила:

– Ну, ехай, ехай. На Старой Басманной она жить собралась, лимита! Не по тебе райончик!

– Через месяц все равно сюда вернешься. На вокзал, – закивала другая бабка.

– Под вагонами мужиков охаживать, – радостно подхватила третья. – Спрос будет. Вон, – кивок на посланных Ярославой джигитов, – как Аслан с Арсеном на тебя пялются.

На глазах тут же выступили слезы. И от усталости – все-таки две ночи в поезде почти без сна, – и от обидных слов, и от страха: а вдруг бабки правы? Вдруг покорить Москву не удастся – за месяц-то, с полпинка? Ведь она еще даже не знает, как ей здесь выживать. В чистенькие ряды абитуриентов, что через месяц начнут штурмовать столичные вузы, ей ходу нет; если уж даже в их голимом поселке в аттестат напихали целых пять троек, тут ловить точно нечего. Идти на завод, по лимиту – как девочки из любимого фильма «Москва слезам не верит»? Но остались ли в столице заводы? В поселке-то болтали, что их один за другим закрывают, а территории отдают под вещевые рынки. Вот и получается, что выбор невелик: или самой идти на рынок торговать, под начало какого-нибудь Арсена, или в девицы по вызову, а оттуда, права злобная вокзальная бабка, и до перепихона за гроши на вокзале недалеко…

Да еще и чистенькая старушка – они с Ярославой уже идут по бесконечно длинному подземному переходу – подливает масла в огонь:

– Ты, деточка, такая молоденькая, такая свеженькая, и покровителей у тебя в Москве нету, ведь так? Ох, много вас тут таких глупых, пропадешь, сгоришь, возвращалась бы лучше домой…

– Да с чего бы мне пропадать? – поморщилась Ярослава. И перечислила: – Голова на плечах есть. Силы. Здоровье. Внешность, опять же…

Она уже успела заметить: пусть тут, в Москве, народ и носится, как подорванный, раза в три быстрее, чем в их поселке, а проходящие мужики на нее все равно поглядывать успевают. Почти все.

– А такие, моя милая, бойкие да красивые, первым делом здесь и пропадают. – Бабушка метнула в нее проницательный взгляд.

…И сейчас, раскинувшись на безразмерной тахте в гостиной своего стодолларового за сутки номера, под шум зимнего леса за окном и нежное бормотание плазменного телика, Ярослава опять вспомнила давно уже умершую чистенькую старушку, бабу Валю. Ее самую первую в столице квартирную хозяйку.

Бабка Валька хоть и сволочь, как большинство москвичей (Ярославна, как многие приезжие, не любила коренных жителей столицы), а оказалась мудрой. И ее пророчества почти оправдались. Ярослава в столице и правда едва не пропала. А уж на грани гибели бывала столько раз, что и пальцев на руках счесть не хватит.

«Но судят-то по итогам. – Она набросила на плечи махровый халат с эмблемой отеля. Встала с тахты, выбрала в мини-баре бутылочку «Риоха Кюнэ» урожая 1998 года. – А итог у меня такой: своя сеть косметических салонов. Живу, как знаю. Делаю, что хочу. И можно даже не сдерживаться от самодовольной улыбки».

Она и не стала сдерживаться: улыбнулась. Нагло, надменно, как никогда не позволяла себе ни с клиентами, ни тем более с партнерами по бизнесу.

Жизнь удалась?

А в голове тут же непрошено мелькнуло: «Но только… как же мой…»

И не успела даже додумать – из глаз хлынули слезы.

Ничего ее жизнь не удалась. Она – предательница. Тварь. Худшая из всех живущих на планете женщин. И даже до сих пор не смогла за себя отомстить.

Александра ликовала. Искренне, от души, забыв и про имидж, и про статус. Вела себя, будто неразумная первокурсница, счастливо «спихнувшая» сложный зачет, – глаза горят, походка вприпрыжку, глупая улыбка, видел бы сейчас ее кто-нибудь с кафедры.

Развлекаться она начала с обеда, едва заехав в отель. Сначала массаж – да не обычный, а горячими камнями. Потом – баня, не простая, не кучно, в толпе, в какую они однажды с коллегами по университету ходили, а отдельная, с улыбчивой горничной, подносившей чай. Два часа полного расслабона, только и осталось сил добрести до своего роскошного номера и рухнуть на огромную и мягкую тахту (заметьте, в обнимку с бездумным женским журнальчиком!).