Вячеслав Белоусов - Тайны расстрельного приговора

– Чего? – Рудольфа слегка качало, он будто только что увидел сжавшуюся от страха Викторию.

– Бабу, говорю, унести с позора. Негоже, порвано на ней всё… голая совсем.

– Вот и займись, – буркнул Рудольф, рванул рубаху на груди, побрёл к берегу и бухнулся с головой в воду.

– Леонид! – Матвеич обернулся к сыну вожака. – Присмотри за отцом.

– А что с ним будет, – отвернулся тот, едва не свалив подвернувшегося Сыча, обнял его за плечи, и оба они побрели прочь от ристалища.

Боронин по обыкновению вяло поздоровался, не поднявшись, не подав руки, кивнул вошедшему Максинову на ближний стул и снова ткнулся головой в бумаги. Нежелателен ему был внезапный визит генерала милиции, весь его вид подчёркивал это.

– Ну что опять как с пожара? – буркнул он, морщась. – Чем огорошишь?

– И не говорите, Леонид Александрович, – живо отозвался генерал, будто всего этого не замечая, – по пустякам беспокоить не стал бы.

– Вечно ты с проблемами.

– Виноват.

– Докладывай, чего уж, – первый секретарь обкома партии тяжело поднял невыразительные, мёртвой мутью затянутые глаза. – Конечно, виноват, раз сам справиться не можешь.

Когда-то генерал ему был симпатичен, бывали времена, даже радовался: удачлив, заряжал надеждами и бодростью, которая била ключом. Боронина к таким людям тянуло, он будто черпал энергию и оптимизм от таких молодцов – права природа, действует закон о единстве противоположностей. Но это было давно, перед назначением генерала на должность начальника областной милиции. Тот как раз из-за границы вернулся, где обрёл лоск международного спеца, йеменскими кривыми ножами да бронзовыми бляшками кабинет обвешал и поражал знакомством с военными людьми высокого положения. Других кандидатов на вакантную должность, конечно, не нашлось. Одним словом, поразил всех боевой генерал; он, первый секретарь обкома, вопреки собственным принципам, даже начал подумывать сойтись с Максиновым поближе. Председатель областного Совета, его замы – всё не то, мелочь, а генерал привлекал неограниченными возможностями. Во-первых, он знал обо всех похождениях вертящихся вокруг секретаря «шишек», был в курсе всех затевающихся интриг и вовремя упреждал его, а главное – держал язык за зубами, был чрезвычайно предан и за мелочовкой к Боронину не бегал, умело решая проблемы сам, не в пример облисполкомовским ябедникам и лизунам. У Боронина к тому времени закавык накопилось, скрывай не скрывай, а уже и в народе о них поговаривать стали. Сыновья от рук начали отбиваться, у самого глаз не хватало, а жену балбесы с малолетства не признавали. Особенно старший, Николай. Учиться не хотел, настоящего дела знать не желал, а повзрослев, вообще запьянствовал, по кабакам с дружками шастать начал. Чего только не выдумывал, какие хитрости не предпринимал Боронин – как об стенку горох! Из ресторанов и кафе сына полуживым привозили тайком; отчаявшись, жена начала скрывать от него мерзкое поведение сынка. Вот и решил он отдать пакостника в железные тиски милицейского генерала. Там дела пошли на поправку, но скоро донесли ему молву, что и на службе недоразумения начались, прогуливать стал сынок: уходил в запои, в медвытрезвителях гостил, но генерал всё скрывал…

Из-за этих бесовских выходок детей Боронин сам угодил бы под влияние Максинова, вовремя из Москвы старые товарищи подправили, подсказали: с милицией дружбу водить нельзя, даже с закадычными друзьями; обязательно влипнешь в грязную историю. Сами по уши в дерьмо залезут и тебя потащат. За примером далеко ходить не надо. Вон, у Генсека, у самого Леонида Ильича неприятности с чего начались?!. Министр внутренних дел Щёлоков подкузьмил. Тот его из мухосранского Днепропетровска в столицу вытащил, в хоромы Кремля ввёл, в высший, так сказать, государственный и политический эшелон власти, а он в ответ Леониду в шляпу наклал! Только так ситуация и выглядит!.. Боронин передёрнул плечами, будто у самого по спине это самое дерьмо потекло: лишь ленивые теперь не ехидничают по этому поводу в верхах, а внизу, в толпах людских – пересуды да анекдоты. Теперь уже про вражду Щёлокова с Андроповым, председателем КГБ, сплетни загуляли, министр сразу дал повод – лишь переехал в столицу, вселился не куда-нибудь, а в дом на Кутузовском проспекте, где жил Генеральный секретарь ЦК, ни один выезд на охоту с Брежневым не пропускал, а Андропов весь больной, ему не за кабанами гоняться и водку хлестать, из больничных палат не вылезал, но в ответ раскопал уголовное дело на Галину, дочку Генсека, заподозрил её с любовником-цыганом в хищении бриллиантов у знаменитой дрессировщицы!.. Это при живом-то муже, заме Щёлокова – Чурбанове!.. Тот, конечно, чурбан чурбаном и есть, подол за ней только и носил, но он же зам-министра всей милиции страны!.. Как тут анекдоты не сочинять?!.

Думая о своём, Боронин слушал генерала вполуха, тот, хотя и примчался с неизвестным чепэ, а начал с обычной околесицы – рассыпался по поводу очередного снижения преступности, липового, конечно, но бросал дифирамбы проведённой недавно партийной конференции, активу и другим партийным мероприятиям, будто это и спасло…

«Изменился генерал, – молча наблюдал за ним секретарь, – засосала его чиновничья гниль, куда делись пыл и смелость называть вещи своими именами, выворачивать на вид недостатки, враньё в работе подчинённых?.. Или сам начальником стал, поэтому вынужден их прятать?.. Раньше не был таким… А теперь веру потерял… Случилось это не сразу, с того трагического случая…»

Боронин вспомнил зимний ненастный день, кажется, выходной, когда сообщили ему о происшествии на дороге – разбились в автоаварии два брата Максиновых, один – гражданский чиновник, второй – начальник областной милиции. Сообщил ему об этом прокурор области Игорушкин, он и послал своих людей вести следствие.

– Живы? – только и спросил Боронин.

– Один, – Игорушкин заметно волновался. – Евгений Александрович от госпитализации отказался, а брат скончался по дороге в больницу.

– На охоту ездили? – зло выкрикнул Боронин. – Напились в зюзю, наверное?

– Возвращались с подлёдной рыбалки. На двух «Волгах».

– Оба за рулём?

– Неизвестно, – тише ответил прокурор. – Вот, посылаю своих на место.

– Поторопись. Доложишь, как ясность будет. Прикажи, чтобы звонили сразу…

Но милицейские всё же обогнали прокурорских; когда прокурор-криминалист прибыл на «тарантайке», так, посмеиваясь, называли повидавшую многое машину передвижной лаборатории, грузный следователь милиции, заканчивая писать протокол, подтрунил:

– На санях надо было, по льду. Тогда бы прилетели как на крыльях.