Вилье Де - Убить Генри Киссинджера !

Неожиданно он подумал о глухонемой танцовщице с какой-то ему самому непонятной нежностью. Палестинцы должны действительно быть слишком уверенными в себе, чтобы действовать с подобной жестокостью! Ведь молодая женщина, изуродованный труп которой лежал теперь перед ним, - не только арабка, как и они, но и пропалестински настроенная арабка!

- Подите-ка вы спать, - мягко заметил шейх. - Я сам займусь дальнейшими розысками.

Они пожали друг другу руки. Малко чувствовал, как сильно изменились их отношения с тех пор, как они впервые встретились, и сейчас испытывал к Абу Чаржаху глубокую симпатию. В этом человеке ощущалось чувство чести, храбрость и достоинство древних бедуинов.

* * *

Через окно Малко, опустошенный и безразличный, наблюдал, как, ругаясь и проклиная друг друга, не могут разъехаться два кувейтца. День прошел бездарно, до сих пор не нашли ни малейшего следа Амины, несмотря на то что шейх приказал обыскать все пустыри, притоны и злачные места города, произвел обыски у палестинских активистов и заставил в полную силу работать своих осведомителей.

Каждые два часа он по телефону оповещал Малко о результатах. Тот, в свою очередь, звонил Ричарду Грину, одиноко и угрюмо засевшему в своей подвальной комнатке американского посольства.

"Додж" был украден, комната в "Фоэниции", где едва не взлетел на воздух Малко, оказалась снятой под фальшивой фамилией, пятерка террористов исчезла, и плюс ко всем неприятностям начали непрерывно звонить Грину из Вашингтона, расспрашивая о ходе расследования.

Князь посмотрел на часы: без пяти шесть. В шесть должен приехать шейх. В дверь постучали. Вошел Абу Чаржах, с озабоченным круглым лицом, куря свою неизменную сигарету. Он шлепнулся на диван, вытащил из-под дишдаши плоскую фляжку и отхлебнул здоровенный глоток виски.

- Ничего! - воскликнул шейх, хлопая себя по жирным ляжкам. - Салем Бакр ведет самую мирную и спокойную жизнь, какую можно себе вообразить. Он ездил в свою газету, потом на радио, где вел обычную передачу. Мы вызвали его на допрос - никакого толка.

Впрочем, Малко не питал никаких иллюзий относительно возможностей кувейтской секретной полиции. Подобная "слежка" могла только помочь преследуемым. Теперь журналист знал, что за ним следят, и вел себя осторожно.

- А Абдул Заки?

- К его телефону подключен подслушивающий аппарат. Заки, безусловно, ярый защитник палестинцев, но никакими предосудительными делами он сейчас не занимается. К тому же он - кувейтец...

Видя разочарованную физиономию Малко, шейх обнажил золотую челюсть:

- Как раз сейчас он устраивает прием в честь одного из своих клиентов араба из Саудовской Аравии. Я приглашен. Если хотите...

Малко не колебался. Все-таки это лучше, чем в бессильной злобе считать набегающие волны Персидского залива. К тому же так приятно встретиться с врагом на его собственной территории.

В номере стоял чертовский холод, за окном лил мелкий ледяной дождь.

- Я думал, что издохну здесь от жары, - вздохнул князь.

- Таких дней, как этот, выпадает не больше трех-четырех в году, сказал шейх.

Право же, Малко везло в Кувейте во всех отношениях!

* * *

На приеме царила обычная атмосфера шумной и скучной кувейтской вечеринки. Отсутствие алкогольных напитков сковывало жизнерадостность людей.

Абдул Заки принял Малко как старого друга и представил его массе арабов в богатых дишдашах, с белоснежными зубами и черными как смоль усами. Единственной женщиной здесь являлась великолепная Винни, затянутая в немыслимое коричневое кружевное платье, конечно же, купленное у "Азиза". Завтра ему предстояло валяться на помойке.

Потонувший в море пепси-колы князь попытался приударить за Винни Заки и хоть как-то ее расшевелить, но по-прежнему без видимых результатов. Молодая датчанка надменно расхаживала меж гостей, занималась преимущественно напитками и в разговоры предпочитала не вступать.

Приглашенные начали мало-помалу расходиться. Собрался уходить и Малко, практически ничего не извлекший из этого визита. Не раз ему чудился во взглядах Заки, бросаемых на него, иронический холодноватый свет, словно кувейтец знал о намерениях своего гостя. Он вновь начал с жаром прославлять героическую партизанскую борьбу палестинских бригад на юге Ливана.

Малко вдруг заметил, что Винни пытается поднять большой, уставленный посудой поднос. Едва не сбив с ног одного из бесчисленных сыновей короля Ибн Сауда, величественного и надутого араба, он устремился к молодой женщине и взял поднос из ее рук. Волей-неволей Винни была вынуждена пойти с ним на кухню. В отделанной розовым мрамором кухне суетилось множество служанок в черных покрывалах. Малко поставил поднос на стол и очутился нос к носу с датчанкой. Она окинула его насмешливым взглядом:

- Ну, как вам наш Кувейт?

- Изумительно! Жаль только, времени не хватает. А вы? По-прежнему с той же страстью защищаете палестинцев?

Она засмеялась.

- Я ими занимаюсь, давая им работу. - Она взяла за руку одну из служанок. - Вот видите, это Фавзия. Она подыхала с голоду в одном из лагерей, а теперь зарабатывает у меня двести динаров в месяц.

Малко глянул - и обомлел: под покрывалом на женщине была черная кружевная кофточка, купленная им у "Азиза" для Амины.

Глава 10

Пышная грудь палестинки, казалось, была готова разорвать на куски натянутое кружево кофточки. Малко словно прилип взглядом к этому куску материи. Обмануться невозможно - вспомнились слова продавщицы, заявившей, что это последняя из кофточек такого фасона. Как она оказалась на этой палестинке? Князь наконец нашел в себе силы светски улыбнуться Винни. Палестинка отправилась мыть посуду.

- Все, что вы делаете, - замечательно, - сказал он. - Единственно, чего бы желалось, это отбить у палестинцев охоту к постоянным покушениям. Им почему-то нравится убивать преимущественно гражданских.

В глазах датчанки метнулся огонек:

- Сионистская пропаганда! Палестинцы не убивают! Они наносят удары по империализму повсюду, где видят его проявления!

Малко понял, что спорить бесполезно, однако подпустил немного яда:

- Интересно, почему палестинцы ни разу не попытались похитить Моше Даяна? Вот когда бы их приняли всерьез!

Винни предпочла пропустить это замечание мимо ушей. Пылающая праведным гневом, она направилась в гостиную. Князь успел бросить ей вслед:

- А этой палестинке вы позволяете спать на коврике у вашей кровати?

Женщина повернулась так резко, что кончиками волос хлестнула по стене. В ее глазах можно было прочитать смешанное выражение ярости и смущения, словно Малко сумел задеть какую-то весьма чувствительную струнку:

- В девять часов вечера, когда Фавзия кончает работу, она едет к себе домой. Это не рабыня!