Сергей Семипядный - Маленькие и неприметные. Заказ на заказчицу

– Анюта, по-моему, не он, а ты обвиняла бабье племя во всех грехах, – решила поправить её Шура. – Это же ты говорила, что, мол, если баба – начальник, то это уже последнее дело.

– Да просто потрафить ему хотела. Я же вижу, что мужик услышать хочет. Что он желает, несчастный киллер, услышать, то я ему и выдаю.

– Да что вы заладили: киллер да киллер? – воскликнул Уквасов. Он только что уселся в кресло, которое недавно занимал Дмитрий, и теперь ему предстояло решить, чего же ему больше хочется: пива или водки.

– Дак он же киллер! – Анна мотнула головой в сторону метро. – Этот парень работает киллером, а начальником у него – баба, к тому же его собственная! А баба-начальник, да ещё при такой профессии, сам должен понимать… А если ещё плюсом ко всему идут и личные отношения…

– Вы это серьёзно? – перебил поражённый Уквасов.

– Что? – не поняла Анна.

– Он сам сказал, что он – киллер?

– Ну да, – подтвердила Анна. – Не сами же мы это придумали. Нам-то зачем выдумывать всякое?

– Так прямо и сказал?

– Так прямо и сказал.

– Да нет, Анюта, что ты тут такое говоришь?! – вмешалась Шура. – Прямо он, конечно, не сказал, но вполне можно предположить, что, возможно, что-то тут такое есть.

Уквасов вскочил на ноги.

– Может, я… Может, ещё догоню, а? – вскричал взволнованно. – Не говорил, куда направился?

– Нет, увы, – развела руками Анна. – И телефона он нам не оставил. Если только Шура ему свой тайком от меня сунула, то, возможно…

Уквасов уже не слушал её. Догнать! Надо попытаться догнать этого человека! Если он пошёл в метро, то… Да, у кассы, возможно, окажется очередь. Или поезд, такое вполне может случиться, уйдёт у него из-под носа.

– Как он у тебя смешно бегает, ты только посмотри, – заметила Анна, указывая на Уквасова. – С такой побежкой только за киллерами и гоняться.

– Неуклюжий и невезучий он, – печально проговорила Шура. – Бегает всё, крутится, суетится всё, а толку – чуть.

– Где он у тебя щас работает?

– Он сам толком не знает, думаю, – махнула рукой Шура. – В общем-то, как и раньше, частным сыщиком. А ещё называет себя независимым журналистом. Теперь и вообще папарацци решил заделаться.

– Папарацци?

– Ну, это те, которые не в своё дело всегда лезут. Короче, вмешиваются в частную жизнь всяких знаменитостей. Сфотографируют какую-нибудь звезду в неподобающем виде и тащат снимок в газету. Принцесса Диана когда погибла…

– Да, припоминаю! – оживилась Анна. – Там этих самых папараццей обвиняли, что они в той аварии виноваты. Они на мотоциклах, кажется, за ней гнались.

– Вот и он собирается какой-то там длиннофокусный аппарат покупать. В тот раз, когда мы тут Пугачёву видели, – тоже так вот сидели за пивом, а она из машины выскочила и в туалет побежала, – то едва с ума не сошёл, что без фотоаппарата оказался.

Анна неверяще потрясла головой.

– Ты смотри-ка! Она – в туалет, а ему-то, казалось бы, какое дело?

– За такой снимок можно неплохие деньги получить, – пояснила Шура.

– А побить не могут? Недели две тому назад он, помню, с фингалом ходил.

– Били его уж. Даже не один раз, а два. Он собирает сведения о дачах всяких Дьяченко да Орбакайте, а потом идёт на промысел.

– Ну и?..

– Ну и нарывается.

– Понятно, – покивала Анна, сочувственно глядя на подругу. – А я тут на днях, позавчера, познакомилась с одним молоденьким.

– Молоденьким? Ты с ума сошла! – Шура даже сигарету затушила, чтобы ничто не помешало ей выслушать историю о новом романе Анюты.

– Да он не совсем и молоденький. Тридцать четыре ему. Я просто с собой сравниваю.

– Почему молчала-то столько времени? – сказала Шура, с некоторой даже обидой в голосе.

– Ну ты извини, а почему я должна посвящать тебя в свою личную жизнь?

– Подруги ж всё-таки, – смущённо пожала плечами Шура.

– Не во все сферы жизни, ты знаешь, и подруги допускаются, пусть и самые близкие.

– Анюта, ну ты, прямо… Я же не выпытываю интимные подробности. Просто – кто он, что он?

– А не поняла я. В общем-то, он такого, знаешь, завирального типа субъект. То про одно рассказывает, то по-другому то же самое преподнесёт.

– Аферист какой-нибудь? – предположила Шура. – А может, альфонс? Деньги не пытается вытягивать?

– Альфонсы – это для богатеньких штучек. Тут – симпатия. Естественно, я не собираюсь его к себе навсегда привязывать… И свет клином на нём не сошёлся. Но пока, вроде бы, всё неплохо идёт. Он, между прочим, такой, знаешь, непосредственный. «Чего смотришь? – спрашивает. – Тебе вдуть? Ладно, подставляй, курва!» Меня сначала это даже несколько шокировало. Или: «Чего облизываешься?» – спрашивает. Ну и в том же духе.

В глазах Бояркиной вспыхнули гневные огоньки, и Подлесный, готовый к обороне, сжал зубы и прищурился. Невозможно сжимать пружину до бесконечности. Так и с ним. Он слишком многое позволял ей в отношении себя. Однако – хватит, пора бы уже и положить конец этому безобразию. Сколько, в конце-то концов, можно! Будь сейчас на дворе даже и не патриархат или равенство, а самый что ни на есть суровый матриархат – всё равно. Он, в конце-то концов, свободный человек!

Однако Марина, видя его решительный настрой (Дмитрий стоял сжав кулаки и набычившись, ноги на ширине плеч), не стала обострять ситуацию.

– Разувайся, проходи. Сейчас ужинать будем, – произнесла она приветливым голосом и ушла на кухню.

Дмитрий хотел отказаться, но не успел – Марины уже не было, а кричать не хотелось. Ладно, он поест. Он будет вести себя как обычно, но будет твёрд. Хватит вить из него верёвки. Нет и нет. Он будет немногословен, но непреклонен. Никаких дискуссий. А поесть он поест. Так как проголодался. И пусть даже с ложечки начала бы она кормить его – без разницы, она ничего не добьётся. Говорят, в кормлении неизбежно присутствует элемент приручения. Объявить бы голодовку, а то и вообще домой не являться – вот беспроигрышное решение. На все сто процентов. Но он припёрся. И не отказался от приёма пищи. Из этих реалий и надо исходить.

– Всё ещё не разулся? Диман, что с тобой? – удивилась вновь объявившаяся в коридоре Марина. – Мой ручки и на кухоньку. Давай-давай!

«Ручки», «кухонька» – вконец обнаглела. Дмитрий злился и с удовлетворением отмечал у себя признаки данного состояния. Главное – не удариться в благодушие. И эти её «ручки» и «кухонька» – это она зря, совсем нюх потеряла. Нельзя же держать его за полного-то идиота.

Подлесный явился к ужину с каменным лицом и в полном молчании приступил к трапезе. Огромный бифштекс, предварительно вывалянный в специях, был безупречно прожарен. Картофель также выглядел превосходно. Очищенная головка чеснока, горчица и перец. И блюдце с мелко порезанным лучком. Дмитрий понял, что ему придётся очень трудно, ибо Маринка просто так не отступит, она пойдёт до конца. Ему бы отойти на заранее подготовленные позиции и закрепиться. Однако таковых нет, не подготовил он заранее-то. Остаётся бежать в никуда. Просто – в никуда. От бифштекса с картошечкой. От стопарика с алмазно поблёскивающей жидкостью.