Наталья Солнцева - Смертельный псевдоним

– По-моему, слишком обтягивает, – сказал он. – Ты не находишь? Можно было бы надеть что-то попросторнее.

– Ка-а-ак?! – задохнулась Ева. – Предлагаешь мне облачиться в бесформенный балахон?

– Нет, но…

Еву понесло:

– Тебе, значит, моя фигура не подходит? Я толстая, да?! Ну и плевать! У меня новый имидж, между прочим. Ты забыл? Я создаю образ дамы семнадцатого века. В старину мужчины умели ценить женскую красоту, не то что сейчас. Рубенс обливался бы горючими слезами, глядя на этих плоских, тощих моделей, от которых современные кавалеры приходят в телячий восторг!

– Я вовсе не то имел в виду, – неуклюже оправдывался Смирнов.

– Дай сюда! – сердито сказала Ева, протягивая руку за газетой. – Что ты там нашел?

Вверху страницы красовался жирный заголовок: «Сенсация недели! Женский бог – на скамье подсудимых? Знаменитый пластический хирург убивает свою любовницу! Скандальные подробности роковой страсти!»

Ева опешила.

– Он что, в самом деле убил свою любовницу?

– Не знаю. Возможно.

Всеслав Смирнов занимался частным сыском, а Ева Рязанцева иногда помогала ему раскрывать запутанные дела. По профессии она была учительницей испанского языка, а по складу ума – тончайшим психологом. Ее интуиция граничила с ясновидением, умело выстраивая цепочки ассоциаций, которые приводили к разгадке нетрадиционным путем.

Всеслав и сам любил поломать голову, берясь за исключительно сложные, необычные дела, в которых мог быть задействован его интеллект. Работа ума доставляла ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Его кумиром был Ниро Вульф, созданный воображением писателя Стаута, – сей детектив раскрывал преступления, не выходя из дома. К сожалению, пока Смирнов не мог похвастаться тем же, но всеми силами стремился достичь подобного совершенства.

– На Вульфа работал Арчи Гудвин, – изредка повторял Всеслав. – Он выполнял все черновые поручения. А я – один в двух лицах!

– Зато у тебя есть я! – утешала сыщика Ева. – В безвыходной ситуации я всегда прихожу на помощь.

Скромность была ей незнакома. А открыто высказывать мысли Ева считала одним из своих новых главных достоинств.

– Разумеется, дорогая, – соглашался Смирнов. – Если бы не ты…

В этом была изрядная доля правды.

– Ничего себе! – воскликнула Ева, погружаясь в чтение газетной статьи. – Какой кошмар! Вот так приди к врачу… и он тебя зарежет за твои же собственные деньги!

– Причем немалые.

Она уже забыла и о новом наряде, который обтягивал ее соблазнительные формы, и о художнике Рубенсе, изображавшем на своих полотнах чувственную роскошь пышных женских тел.

– Телефон звонит, – сказала она, направляясь в гостиную с газетой в руках. – Возьму трубку.

Приятный мужской голос попросил ее пригласить Смирнова.

– Так всегда, – пробормотала Ева. – Если звонит мужчина, ему почему-то нужен Смирнов! Если звонит женщина, то же самое. Тебя! – вздохнула она, подавая сыщику трубку. – Клиент, наверное.

– Вас Адамов беспокоит, – после отрывистого приветствия нервно произнес мужчина. – Лев Назарович. Ну, вы знаете!

– Простите, не имею чести, – возразил Всеслав.

– Вы что, газет не читаете? Телевизор не смотрите? Ах, да… мою фамилию открыто не указывают, опасаются судебных исков. А меня и так уже все узнали! Известность иногда превращается в проклятие!

– Вы тот самый…

– Угадали. Я тот самый хирург-душегуб, зверски лишивший жизни собственную возлюбленную. Что, не будете теперь со мной разговаривать?

– Отчего же? Виновным человека может назвать только суд.

– Не надо лицемерить, умоляю вас! – простонал Адамов. – На меня в этом городе разве что ленивый пальцем не показывает. Москва была и осталась огромной деревней, где сплетни разносятся с быстротою молнии.

– Чем могу быть полезен? – поинтересовался Смирнов.

– Вы ведь сыщик?

– В некотором роде.

– Ну, стало быть, вы мне и нужны! Телефон ваш я узнал от одной своей клиентки, она у меня дважды оперировалась… впрочем, не важно. Вы ей помогли выпутаться из крайне щекотливой ситуации, и она порекомендовала обратиться именно к вам.

– По какому поводу? Я не адвокат.

– Я никого не убивал! – сорвался на фальцет Адамов. – Но полиция устанавливать истину, конечно же, не собирается. Даже если меня не арестуют, то я до конца дней не смогу отмыться от этой грязи! Вы понимаете? Мое доброе имя, карьера, репутация, семья… все, все будет разрушено! Распутайте этот жуткий клубок… я ничего не пожалею. У меня есть деньги!

– Вы хотите нанять меня?

– Да-да… Да! Нанять… простите! Я хочу нанять вас для расследования убийства моей… сотрудницы. Бедная Лялечка! Возьметесь?

– Кто такая Лялечка? – спросил сыщик.

– Лейла Садыкова… медсестра, которую убили. Так вы беретесь?

– Пока не знаю. Давайте встретимся, поговорим.

– Хорошо. Можно было бы в столовой нашей клиники.

– Нет, – отказался Всеслав. – Лучше на нейтральной территории. У вас есть машина?

– Да.

– Подъезжайте через час к бильярдной «Золотой шар». Я вас буду ждать в баре.

Адамов коротко поблагодарил и положил трубку.

– Кто это был? – спросила Ева. – Голос заядлого сердцееда.

– Адамов… тот самый пластический хирург.

Ева поняла, что в театр ей сегодня придется идти одной. Может, оно и к лучшему.

– Ты уезжаешь? А театр?! – капризно надула она губки.

Это притворное недовольство не могло обмануть Смирнова. Он с детства терпеть не мог театр и все, с ним связанное, – необходимость сидеть несколько часов кряду без движения, уставившись на сцену и делая вид, что громкие крики актеров, их ужимки и нелепые жесты производят какое-то впечатление. К тому же уснуть и, не дай бог, захрапеть, значило выдержать потом, в антракте или по дороге домой, длинную нелицеприятную возмущенную тираду Евы.

Всеслав любил Еву, собирался на ней жениться, хотя они уже несколько лет жили в гражданском браке, поэтому долго не решался откровенно высказать свое отношение к театру. Он запасся терпением, но… Словом, Ева обо всем догадалась и перестала его мучить.

– Ладно, – сказала она. – Придется признать, что ты не театрал. Твой культурный уровень оставляет желать лучшего, Смирнов! Однако, силой загонять тебя на спектакли не только бесполезно, но и оскорбительно для актеров.

– Почему они так орут? – пытался обосновать свою позицию Всеслав. – А этот жуткий грим на их лицах напоминает боевую раскраску ирокезов!

Ева устала разубеждать его. Она смирилась. Иногда, редко, ей все же удавалось затащить Славку на какую-нибудь громкую премьеру, но его непрестанная зевота и едва скрываемая сонливость только портили ей праздничное настроение. Оживлялся сыщик в буфете и в гардеробе, предвкушая в первом случае развлечение от еды и шампанского, а во втором – скорую возможность вырваться на свободу из постылых стен.