Amato - Сборник Amato

– Конечно… С вас четыре тысячи восемьсот серебра!

Святослав молча положил золотую монету номиналом в пятьдесят золота.

Заведующий также молча взял монету, а затем дал ключи и сдачу.

Святослав положил её в задний карман брюк, после чего взял ключи и пошёл обратно к ратуше.

У ратуши он встретил Оливию и сказал ей:

– Я взял тринадцатую комнату.

– Ага.

– Расскажи про Данэт.

– Мы видим твою кровь, больше не скажу. Семейный секрет.

– Ладно, – сказал он, подумав при этом: – «Топограф также может ошибаться, например, если я не боюсь врать. Хотя как я буду учить её сестру? Если это правда, то они всего-то видят пульс. Но как они видят кровь? Особые глаза ловят особое излучение».

– Святосла-ав. Она едет.

К ратуше подъезжала блестящая карета белого цвета, будто покрытая серебром.

– Ты уверена, что это она? – спросил он.

– Да. Она говорила, что приедет на серебрянной карете. Она, конечно, не серебряная, но так я сразу поняла, что это она.

Карету остановил кучер в деловой одежде с цилиндром за несколько метров от Святослава и Оливии. Двери серебряной кареты распахнулись, и оттуда вышла брюнетка с короткими волосами, что были до плеч, ростом почти метр семьдесят сантиметров, с зелёными глазами, будто майская трава, и жёлтым платьем, как самые желтые розы, но оно открывало часть правой ноги, её кожа была немного темнее, чем у европейцев, и немного светлее, чем у Оливии.

Выйдя из кареты, она сказала кучеру:

– Возвращайся в Шарлотту, приеду не скоро.

Кучер отъехал, а девушка подошла к Святославу и Оливии.

– Софья, Святослав. Познакомились? Пойдём. – Оливия пошла в сторону отеля.

«Софья, значит», – подумал Святослав и оглядел её ещё раз. В руках она несла два чемодана: один большой, другой маленький и тонкий.

– Дашь чемодан?

Софья молча дала Святославу большой чемодан. Он весил несколько килограммов. У него был прочный каркас, обтянутый кожей.

Подумав: «Не надо спрашивать, что в чемоданах, это уже нет. Не делают так», он спросил:

– Что в чемоданах?

Софья без лишних эмоций ответила:

– Одежда и документы для вашего императора. Что за документы – все узнают после дня Мико.

– Ладно, – сказал Святослав. – На сколько ты приехала?

– На… Минимум месяц.

Они пришли к отелю и начали входить в него по очереди. Они пришли в тринадцатый номер. Сняли обувь.

– Поставь к стене, – сказала Софья, поставив чемодан к стене, после чего Святослав поставил чемодан туда же.

– Так. Садимся на кровать в треугольник.

– Зачем? – возник вопрос у Святослава.

– Надо, – Оливия села к подушкам.

Софья подошла к Святославу, обняла его и нашептала на ухо:

– Какие у тебя красивые глаза, – и села на кровать рядом с Оливией.

Сердце Святослава забилось быстрее, он ощутил, насколько тяжёлый.

– Ты опять, Софья, сколько можно?! Святослав не обращай внимания, она так уже третий раз делает.

– Трудно. – Святослав всё-таки пришёл и сел на кровать.

– Начинай, – сказала ему Оливия.

– Я… Родился в Оливии.

Софья пригляделась.

– Ложь.

– Конечно, ложь, у него сердце бьётся, как у… Не знаю у кого. – Оливия вздохнула. – Тебя, наверное, интересует, почему мы сейчас в отеле, а не в ратуше?

– Неа. Вообще без разницы.

– Ратуша разрушилась изнутри, – продолжила Оливия. – Люди клали, чтобы император потратил их на украшения к дню Мико. Но люди оказались слишком великодушными.

– Не могла же она упасть так просто, – сказала София.

– Кто-то сделал надпил на этаже с монетами, поэтому она упала.

– А сколько там было денег? – спросил Святослав.

– Сто-двести платины императора, но в итоге появилось больше, чем четыреста платины золотыми монетами.

– Оттуда у народа так много денег? – спросила София. – Казна больно большая?

– Я не знаю, – сказала Оливия. – У нас щедрый правитель, но… Столько…

– Откуда ты узнала, что там именно четыреста платины? – спросил Святослав.

– В основном там были монеты номиналом пятьдесят золота. Абсолютное большинство. Процентов девяносто, но не меньше, чем восемьдесят пять. На вид там их не меньше шести тысяч.

– Под таким весом любой пол сломается, – сказал Святослав.

– Он укреплён самой дорогой и прочной древесиной, а точнее, двадцатисантиметровыми брусами. Этот пол может выдержать несколько тонн.

– А, так да… – почти шёпотом сказал Святослав.

– Ты знаешь об этом что-то? – спросила Оливия у Святослава.

– Почти ничего. Я в этом не участвовал и даже не был в городе. Всё, что я знаю, узнал полчаса назад или чуть больше.

– Это правда, – сказала София.

– А я не знал, – ответил Святослав.

– Правда, – с недоумением сказала София.

– Тут мы подходим к тому, что человек не боится отвечать и вообще не боится вопроса. Почти что невозможно узнать, что сейчас говорит человек, но ясно, что либо он не сделал ничего плохого, либо не боится рассказать о своём поступке.

– И сарказм ещё, – добавил Святослав.

– И сарказм ещё, – повторила Оливия.

– То есть человек должен бояться вопроса?

– Можно и так сказать.

– Святослав, что ты чувствуешь, когда смотришь мне в глаза? – сказала София.

Он лишь вздохнул.

– Грусть, тоску, беспомощность, отчаяние, – совершенно спокойно сказал он.

– Почему? – продолжала она диалог.

– Ну… Секрет. Не хочу об этом говорить.

– Ложь, – сказали они обе одновременно.

– Не хочу об этом говорить с вами. У меня было два человека в жизни, которым я доверял. Правда доверял. Но даже им я бы такое не доверил.

– Правда.

Оливии это надоело.

– Иногда, когда человек говорит, не надо уточнять, правда это или ложь. У нас тут душевный диалог вообще-то. Эх… О времена, о нравы…

– Это сейчас строка Пушкина? – подумал Святослав.

– Про что ты? – спросила София у Оливии.

– В моем детстве почти все мальчики хотели стать охотниками. Играли в охоту, ходили по лесу… А сейчас все хотят стать императором.

– Я что с ним было? – спросил Святослав.

– Ты не видишь? Он настолько жесткий, что ему седина и шрамы на лице к лицу. Извиняюсь за тавтологию. Он же… Идеал мужчины в старости.

– Да, он крутой. Но это из-за того, что он пережил. Другой с ума бы сошёл.

– Да… Тут точно, – сказала Оливия.

– Что? – София непонятно перебрасывалась взглядами с Оливией и Святославом.

– Сразу я вспомнила о том, как он две недели сидел в бункере один. Две недели быть отшельником. Это… Заслуживает уважения.

– Пока его люди умирали, он сидел в бункере? – спросила София.

– До этого он издал приказ о том, что здоровых людей тоже посадят в бункер. Брали такую же группу крови и сравнивали. Но то, что бункера четыре… Это ускорило процесс заселения города по бункерам в четыре раза.