Александрина - Слеза Будды

– Если бы ты знала, Танюша, какими матёрыми преступниками могут оказаться на вид благочестивые люди, ты бы так сейчас не рассуждала.

– Но мой дядюшка вообще не был знаком с Борисом Львовичем, а Пётр Николаевич видел его только один раз на выставке, когда тот пришёл поздравить меня.

– Если Пётр Николаевич виделся с антикваром, – продолжал рассуждать Виктор. – Тот вполне мог узнать его. Поэтому-то твой знакомый и предпочёл убить Бориса Львовича, тем более, что в прошлом был профессиональным военным.

– Но он – бывший танкист, а не спецназовец, к тому же пожилой человек. Вряд ли он бы мог нанести такой удар.

– Он ещё вполне крепкий мужчина. А вот отравить антиквара вполне мог и твой тщедушный дядюшка.

– Ты же сам говорил, что человек, покушавшийся на жизнь антиквара, должен иметь свободный доступ в магазин. А у них его не было. Да и мотива – тоже. Я же тебе говорила, что настоящая серёжка появилась у меня недавно, и о ней, кроме Рихтера, никто не знал. Только Зина могла подслушать наш разговор с антикваром.

Кстати, кроме обогащения за счёт украденной серёжки у неё есть ещё один мотив – получить место директора антикварного магазина, – продолжала я настаивать на своей версии. – Да и ключи только у неё имеются. Ты меня вообще слушаешь?

– Я тебя внимательно слушаю, – ответил Виктор на автомате, глубоко уйдя в свои мысли. Так что мне пришлось щёлкнуть перед его глазами пальцами, чтобы вывести из состояния задумчивости. – Подозрения к делу не пришьёшь. Нужны доказательства, – наконец произнёс он. – Что бы ты там ни говорила, а связь между этими покушениями на жизнь антиквара есть. Я интуитивно это чувствую.

– Но интуицию тоже к делу не пришьёшь, – парировала я.

– Во всяком случае, Танюша, мы должны проверить все версии. Тем более и с твоей души свалится тяжёлый камень, если моя версия не подтвердится. Поэтому хочу тебя попросить достать какие-нибудь предметы с отпечатками пальцев этих людей. Нужно сравнить их с теми, что были найдены на месте преступления.

– Как ты себе это представляешь, если я практически под арестом?

– Надеюсь, до ареста дело не дойдёт. Когда тебя выпишут домой, постарайся навестить своего знакомого и родственника и незаметно взять любые предметы, до которых они дотрагивались. Да хоть чайную ложечку. Ты что, детективов не читала?

– Хорошо. Я это сделаю только для того, чтобы их реабилитировать, потому что уверена в их невиновности. Кстати, – вспомнила я, – они оба обещали навестить меня в больнице.

– Вот и прекрасно! Наверняка принесут тебе что-нибудь из гостинцев. Завернёшь в бумажную салфетку и дашь мне знать.

Я согласно кивнула головой.

На следующий день меня навестили Пётр Николаевич с Верой Ивановной, а через день и Сергей Иванович. К этому времени я сдружилась с одним из моих охранников, Иваном, презентовав ему бутылку коньяка, и попросила во время визита ко мне гостей не маячить у дверей моей палаты, чтобы не привлекать внимание. Он любезно согласился, тем более ему, кажется, приглянулась одна из медсестёр, и Ваня с большим удовольствием любезничал с ней во время их совместного дежурства.

Я сделала всё так, как велел мне Виктор, и с нетерпением ждала результата дактилоскопической экспертизы. Через несколько дней он сообщил мне, что отпечатки пальцев моего дядюшки и Петра Николаевича не совпали с теми, что были обнаружены на рукоятке ножа, которым пытались зарезать Бориса Львовича, и на разбитой витрине. Я вздохнула с облегчением.

– Но ты не радуйся раньше времени, – тут же внёс смятение в мою душу Виктор. – Преступник мог быть в перчатках. Кроме того, по данным из амбулаторной карты твоего дядюшки его группа крови совпала с группой крови преступника.

Шеф со своей стороны тоже не сидел сложа руки, подняв на ноги всех своих знакомых, которые хоть каким-то боком были связаны с органами юстиции.

В конце третьей недели с момента моей госпитализации ко мне наведался Никишкин. Спеси в нём явно поубавилось.

– Можете пока быть свободны.

– Почему пока?

– Здесь… – Очевидно, он собирался произнести свою излюбленную фразу о том, кто здесь задаёт вопросы, но, вовремя сообразив, что в данном случае она будет неуместной, продолжил, откашлявшись: – За недостаточностью улик. Распишитесь здесь и здесь, – обратился он ко мне, ткнув пальцем в обозначенные «птичками» места в протоколах, подавая мне ручку. – Вы что, даже читать не будете? – спросил он, видя, что я собираюсь расписываться, не читая их.

– Нет. Мне вполне достаточно ваших слов, – решила я ему польстить. – Спасибо вам, товарищ следователь, за то, что во всём разобрались!

– Да, в общем-то, не за что, – смутившись, произнёс Никишкин смягчившимся голосом и на всякий случай добавил: – Один из этих документов – подписка о невыезде. Так что имейте это в виду.

Я ещё не чувствовала себя здоровой: сохранялся кашель и субфебрильная температура, но была счастлива от одной лишь мысли, что мне не грозит больше тюрьма. Правда, радость от её осознания оказалось недолгой и постепенно начала омрачаться горечью от утраты близкого мне человека и чувством вины за его смерть. Мысль о том, что Борис Львович поплатился жизнью из-за моей серёжки не давала мне покоя. «И зачем я только взяла её с собой? Да и для меня, наверное, лучше было бы не знать, что в ней нет этого злосчастного бриллианта, – думала я. – Столько душевных сил и терзаний было потрачено на то, чтобы сдерживать свои чувства и эмоции, и теперь, когда, наконец, я осмелилась выпустить джина из бутылки, запихнуть которого обратно мне уже вряд ли удастся, опять оказалась в нулевой точке отсчёта».

В голову пришла мысль о том, что сценарий драмы, в которой я была главным действующим лицом, если, конечно, не считать жертвы, был уже давно кем-то написан. И этот кто-то вынуждал меня продолжать играть свою роль согласно сюжету. Будучи утомлённой событиями последних дней, душевными переживаниями и болезнью, не заметила, как уснула.

Проснувшись от приятного чувства прикосновения чьей-то тёплой ладони к моим волосам, увидела перед собой Рихтера. И опять тёплая волна блаженства накрыла меня.

– Молчите, Татьяна Павловна. Я всё знаю, – сказал он, ласково глядя в мои глаза.

– Какое счастье, что вы всё понимаете без слов!

– Можете не сомневаться в этом, – произнёс он, улыбнувшись уголками глаз.

Через неделю я окончательно окрепла и была выписана на амбулаторное лечение. После работы Рихтер лично отвёз меня домой.

– Может быть, я могу вам предложить чай или кофе? – спросила я, высаживаясь из машины.

– Спасибо, Танечка! Как-нибудь в другой раз, – ответил он. – Вам есть о чём подумать. А я умею ждать.