ТИМУР ШИПОВ - НЕТ МЕСТ В РАЮ. 18+

Я скрутил немного дури, чтобы погрузиться в сон. Включил музыку для медитации, и без сил после сексуальных утех меня слабило.

ПРОСНИСЬ.

Этот голос, он не сводит меня с ума. Он чередами выдает новые слова или фразы. Мне уже не страшен он.

Я пролетаю отдельные миры в своем подсознании и укрепляюсь за очередную цепочку моего восприятия, наблюдаю за самим собой. Мне жутко интересно находиться в этой фазе сна.

Мой клон ехал в проклятом, забитом метро. Он влился в струю, скрылся за серостью жизнью, не показывая своего чувства разочарования и жестокости. Я чувствовал это в нем. Артур замечал их, но не меня. Я был всегда рядом с ним. Они неплохо одеты и подкидывают деньжат попрошайкам, будто своим рабам. Да, эти бедные твари выдавили свои слезы, стоя в вагоне с коробкой и фотографией ребенка. Благодарные им не верят, но все равно выручают, знаете, что-то вроде очистки кармы. У Артура тоже проснулось чувство человечности, наверное, он вспомнил слова Чехова или что-то другое, подкинул в коробку мелочь одной попрошайке, но слова Достоевского, высказывание про тех, кто просит милостыню, так и не проникли в башку. Или ему надоело наблюдать за тем, как люди унижаются? Никто не любит, чтобы их унижали, кроме извращенцев. А как быть с детьми? Некоторые дети воспринимают как унижение то, что их называют тупыми, если они ни черта не понимают в том, чему их учили. Как-то по новостям передавали, что ученик застрелил своего учителя физики за то, что тот поставил ему четверку. Для ученика это было унижение.

Выйдя из метро к автовокзалу, глотнул своего напитка, закурил. В голове тысячи мыслей. Все происходит быстро: тлеет сигарета, суета толп приведений и зомби (приведения – обычные быстрые люди, зомби – медленные усталые люди), свет. Все проходит мимо: злость, боль, жизнь, любовь. И он сам не заметил, как уже стоял возле кассы автовокзала, покупая себе проклятый билет. Я пытался рассмотреть, что за билет, но так и не увидел. Куда же я собрался? К отцу в Нижний Новгород? Во Владимир? Или как Веничка в Петушки?

Он вставляет наушники и включает музыку на своем телефоне.

Нервно курит, вдыхая особенную сырость всей осени. Он думал о чем-то, как о последнем вздохе. Сумка была на плече, а он словно старик, который тянется к бутылке, без которой не проживет и дня.

Объявили о посадке на его автобус. Артур докурил свой Camel и прошел к перрону. В наушниках играл Гэри Мур, который разбивал его сердце на осколки. Какое-то странное было чувство тревоги, от которой он колом остановился возле автобуса. Водитель уже открыл багажный отсек для людей, которые складывали свои сумки по билетам. Если багажного билета нет, то водитель легко вам предложит услугу за пятьдесят рублей, услуга – багаж, без билета. Артур наблюдал за людьми, которые садились в автобус, где их уже ждал мужчина-контролер. Старик, который отмечал пассажирские места. Артур выключил музыку, игравшую из его телефона, блюз утих, Артур вдохнул воздух настоящей классики, но слезы не остановились. Они продолжали капать по щекам, словно погода изменилась, словно не осень, а апрель. Не нужно было слушать грустную музыку во время тяжелых переживаний, нужно было как-то развеселить себя бодрящей музыкой, например, Beatles.

– Водитель, во сколько поедим? – спросила его женщина, которая вручила ему полтинник за проезд своей большой спортивной сумки. Люди вокруг Артура много о чем-то говорили, но он расслышал только эту женщину. У нее белый волос – блонда. Черт возьми, у нее были зеленые глаза. И почему-то они были мне и моему двойнику знакомы.

– Через десять минут, – ответил ей водитель. Вот они, эти десять минут, которые должны поставить точку или запятую для Артура. Вот они, эти десять минут, решающие его судьбу. В его сердце были противоречия, мешающие поступить правильно, в стиле «быть или не быть?». Ехать или нет? Что тут произошло? Я не могу понять. У моего двойника покраснели глаза, наверное, это от недосыпания? Возможно, от боли, творящейся внутри? Легкие слезы по его щекам. Танец желудка внутри. Как же печально, когда человек не знает, как нужно поступить. На него посмотрела одна маленькая девочка, державшая за руку маму.

– Мам, – сказала маленькая девочка.

– Что? – ответила та ей.

– А почему дядя плачет? – спросила она и посмотрела на Артура. Ее мама посмотрела на него как на бедного щенка, которого нужно пригреть у материнского сердца.

– Доча, дядя просто не хочет уезжать, – ответила она, и вместе с дочкой они зашли в автобус.

Женщина с дочерью будто бы дали знак ему. Но что-то заставляло задуматься. Быстрые мысли под ритм сердца мешали ему думать.

ПРОСНИСЬ.

Дым, поглощенный из трубки, заставлял погрузиться в опьянение и эйфорию от музыки, так что мое тело начинало двигаться непонятным мне танцем. Мир по-прежнему сходил с ума, планета вертелась быстро, а я не успевал насладиться медленным погружением в танцевальные ритмы. Мое сердце было чем-то вроде устройства, предназначенного для организации управляемой самоподдерживающейся цепной реакции деления, которая сопровождается выделением определенной энергией. Чем-то вроде ядерного реактора.

JUST DO IT.

Я не обращал внимания на этот голос, что снова появился в моей голове. Музыка его заглушала, но он появлялся снова. Энергия скоро закончится, и мне нужен новый заряд. Рима требует сексуальных объятий прямо здесь и сейчас. Мы убились с ней в машине и теперь только и хотим расслабления. Оказалось, что Рима поддерживает курение в экзотической форме природного биологического свойства. Мы продержались недолго, пока нас не накрыл смех, от которого захотелось идти.

Паша заказывает всем по «медузе», Марина все время пытается отвернуть взгляд от меня. Иррациональность моего присутствия здесь равна гипотезе встречи с ней. Свет появлялся и исчезал, когда диджей начинал менять мелодии. Я целую Риму, отчего она расстегивает мою ширинку и трогает мой пульс. Меня мажет, но в то же время я держусь бодро, мне очень кайфово. Это определенная химическая реакция схожа со смесью бодрого пороха и баяна. Марина переключается на Пашу, и они сближаются, они снова на моих глазах становятся парой. Без всяких сомнений, она забывает про сегодняшние объятья удушения и удовлетворения от организма.

Блондин, который трясет головой, заряжен амфетамином, и его движняк мне ясен. Он слишком палевный, слишком. Его голову видно даже в середине танцевального зала, там, где роскошные дамы уходят в отрыв от реальности и наслаждаются порывами своего тела, чтобы привлечь очередное внимание. Там, где такие же убитые формы человека прекращают свою связь с реальным миром. Вокруг сплошная утопия. По мне, это чертовски круто, когда ты теряешься в неизведанном пространстве. Это несравнимые чувства. Сначала ты боишься, тебя пугает эта новая формула отвлечения, затем ты приходишь за добавкой к внутреннему самопознанию, которое чем-то схоже с похуистическим дзеном. И становится лучше. Становится намного интересней. Затягивает. Главное – вовремя остановиться. Не дать внутреннему гению взять власть над тобой. Наркомания делит людей на две категории: наркоманы, что плотно сидят на препаратах, от которых сходят с ума, и художники, которые время от времени залезают за забор подсознания и укутываются в нечто новое, в нечто интересное, где всегда есть дверь, которая вернет в реальный мир.