Наталия Новохатская - Гобелен с пастушкой Катей. Книга 4. Зима в зеркалах

– Вот такие дела, – сообщил Миша, когда повесил трубку. – Исчез твой инженер. С концами.

– То есть как исчез? Что с ним? – заволновалась Алла.

– Жена сказала: нету, когда будет – неизвестно, уехал, ничего не сказал. Была довольно вежлива, – пояснил Миша. – Теперь ищи-свищи.

– Вот это номер, – удивилась Алла. – Мы ему улику добыли, а он возьми и пропади. Ничего не понимаю. И не предупредил. Кто теперь докажет, что я его не грабила?

– Никто, – мрачно согласился Миша. – И я толком не знаю, может, и грабила, а мне наплела сорок бочек арестантов. И пакет заставила добывать с какими-то уликами. Инженера, может быть, давно убила и в землю закопала Вся информация – только на основании твоих слов.

– Стоп, мелькнула здравая мысль! – Алла прервала поток обвинений в свой адрес. – Что я никого не грабила, это я знаю, а вот насчет версии Шуры Костина – одни голословные заявления. Может быть, он водил меня за нос, велел сидеть тихо, ходить для него за пакетом – никто не знает, что за этим кроется. У меня был один источник информации – инженер Шура Костин! Теперь он пропал, а я осталась в розыске с кучей дурацких историй и без разумной помощи! Кроме тебя и мыслящих кристаллов…

– Не паникуй, Трехглазка, – возник Миша. – Ничего не потеряно, тебя пока не нашли, это хорошо. Я, так и быть, буду считать, что ты в ограблении не участвовала. Самое главное, что инженер не подвел тебя под монастырь. Пускай лучше исчезнет. А улика у нас останется. Так и быть, преодолею соблазн и не пойду к девушке Нине, подождет она с пакетом, а то как бы чего не вышло.

– Да, вляпались мы в историю, даже непонятно в какую, – покаянно сказала Алла. – Все очень в ней зыбко, и нет никакого желания копаться дальше. И куда он делся? Может, сбежал от подозрения? Может быть, не сбежал, а его секретно посадили? Или он сам раскрывает преступную сеть, или сплел с самого начала? Просто голова пухнет.

– Это у тебя мыслительные кристаллы не того качества, – посочувствовал Миша. – Ты переводи книжечку, а мы за тебя помыслим. За отдельную плату, со скидкой.

– Вы – это кто? – поинтересовалась Алла.

Зимным вечером, черным, как ночь, два человека сошлись для разговора в полутемном помещении. Основное здание двухэтажного особняка оставалось погруженным во мрак, лишь в приемной, ведущей в кабинет руководства, на столе горела сильная рабочая лампа и отражалась в полированной поверхности.

Оба собеседника расположились так, чтобы яркие снопы белого электричества миновали их лица, только изредка в круг света попадали руки, тянулись к хрустальной пепельнице и удваивались в блестящем зеркале столешницы.

Фигуры и лица упорно оставались в глубоком мраке, но не в целях маскировки. Пригласивший и приглашенный знали друг друга достаточно хорошо, время от времени у них случались общие дела, хотя ни один из участников их особо не афишировал. И встреча в полутемном элегантном особняке смогла состояться, когда рабочее население конторы разошлось окончательно, а охранники посмотрели сквозь пальцы на пришедшего, не спросили у него никакого удостоверения и не отметили визит в своем гроссбухе.

– Подведем некоторые итоги, – сообщил условный хозяин помещения. – Вы активно не советуете, и я понял резоны. Они убедительны, особенно письмо в стихах, полученное недавно. Подумать только, она пишет милые стишки: "Дорогой дружочек Валя, я пишу из Тенерифе, здесь на берег набегает изумрудная волна. Пальмы листьями трепещут, снега нету и в помине, а особенно приятно, что повсюду я одна!" Да, девочке надо было отдохнуть.

– Это не все. Пардон, что перебиваю, – заявил гость, пришедший в особняк неопознанным. – Мне не совсем ясно, на каких условиях мы работаем. Если вы поручаете дело мне, то к чему условия о включении в работу нашей прелестной поэтессы? Я бы обошелся без ее участия, если быть до конца честным. Я говорил, что в последнее время она не совсем надёжна, во-первых, потому что переутомилась. Во-вторых, осложнения в личной жизни. В-третьих, она всегда стремится повернуть дело по-своему. Я обожаю мое "прелестное дитя", дружу с ней лично всей душой, но дела предпочитаю врозь. В конце концов она как была, так и осталась дилетантом.

– Милейший друг мой, я не смею возражать, вероятнее всего, что вы правы на сто процентов, я скорее, прошу одолжения, чем предлагаю работу, – напомнил хозяин, но тон просьбы входил в противоречие с высказанным. – Однако хочу повторить просьбу. Мне будет приятно, если переговоры в их представительской части будет вести именно прелестная Катрин.

– А если прелестная Катрин пошлет меня к чертям? – спросил гость.

– Сделайте так, чтобы не послала. Не мне вас учить, любезный "дружочек Валя"! – улыбнулся хозяин.

– Тогда мне в принципе ясно, – без удовольствия признал гость. – Объявится человек, и я сделаю, что и как он велит. Платить будет он, говорить станет прелестное дитя, я намерен соблюдать строжайшую тайну и не стану совать нос. Но ручаюсь только за себя, предупреждаю заранее. Что касается милой Катрин, то она в любом случае выкинет какой-нибудь фортель, и я не намерен нести ответственности, будь то в стихах или в прозе.

– Разумеется, – кротко согласился хозяин. – Тем более, что ваши деловые контакты осложнились, не так ли?

– Вы правы, – согласился гость, далее пустился в разъяснения. – Она числилась, как дочернее предприятие, теперь мы решили разделиться. Сейчас уточняем формальности, она получает отдельную лицензию по профилю "социальной помощи" и станет действовать самостоятельно, хотя мы планируем взаимные бесплатные консультации. В одну телегу, знаете ли, «впрячь не можно коня и трепетную лань», как говорил поэт. У меня частный сыск, у нее дамские проблемы.

– Это вполне разумно. Пожалуй, мы обо всем договорились. Кстати, если возможно, то без необходимости не сообщайте милой Катрин, что поручение исходит от меня, – заметил хозяин на прощанье, провожая гостя к дверям.

– Как получится, – проворчал гость. – Ваша милая Катрин привередлива и может заартачиться. Однако я учту ваше любезное пожелание.

С этими словами гость закрыл за собою высокую резную дверь и стал осторожно спускаться по узкой деревянной лестнице. Благополучно закончив спуск, он расстался с полированными перилами и двинулся к выходу, ворча себе под нос.

– Темнотища, как у негра в анусе, лестницы, коридоры и лабиринты, дьявол знает, куда сейчас повернуть, еще и охрана свяжет, – бормотал он. – Совершенно бесплатно, извольте заметить, ходи тут по ночам, как домовой, плети заговоры и подай ему ассистентку. Совсем охренело ихнее превосходительство, потеряло чувство реальности.