Виктор Кустов - По метеоусловиям Таймыра

– А какие отношения у него были с окружающими?

– Вы знаете, товарищ следователь, неважные отношения. Тяжёлый он человек был по характеру, недобрый, хотя о покойниках не принято плохое говорить, но вот не могу не сказать. Со мной ругался, слишком уж он хватким, что ли, мужиком был…

– Говорите так, как думаете, это очень важно.

– Хорошо. Так вот, рвач он был, хотя и в передовиках ходил. Всё в жизни у него на деньгах держалось. По деньгам и людей мерил. Вот по этой причине и столкновения бывали у меня с ним и у Коробова, бурильщика другой вахты…

– Какие столкновения?

– Они с самого начала что-то не поделили, не разговаривали, друг друга не замечали. Ляхов, если какие-нибудь производственные промахи видел, всегда доносил…

– Докладывал.

– Доносил… Я ведь понимаю: надо говорить, как думаю. Так вот с Коробовым они вроде в окопной войне были. Со своим помбуром, Устином Мокиным, без конфликтов жили, но особой близости я не замечал, а вот с верховым – Евгений Зотов у него верховой – конфликтовал всё время. Почему, не знаю, но смотрели друг на друга косо… Я ведь понимаю, вас прежде всего интересует, кто убить его мог, так прямо скажу, многих он чем-то обидел. Такой человек был…

– Что вы делали после того, как Ляхов ушёл?

– Над разрезом покумекал, хотя настроения уже не было… Вышел на улицу покурить. Вот здесь, под окошечком, встал и стоял. Я видел, товарищ следователь, как Ляхов к дороге пошёл. Ушёл и обратно не возвращался. А потом его смена кончилась, Коробов со своими заступил. Устин с Зотовым в столовую пошли перекусить. Устин ещё что-то там уронил, мы ночью повариху не тревожим, сами обслуживаем себя, а Зотов засмеялся…

– О чём они говорили, вы не слышали?

– Да мы частенько говорим друг другу всякую всячину, и мне бы не хотелось, чтобы мои слова навели вас на неправильный путь… Слышал я, как Зотов сказал Устину, что поругался с бурильщиком и не простит ему этого, а Мокин стал говорить, что на него не стоит обращать внимания… Ладно, чего уж там, – махнул рукой Петухов. – Возвращался ещё Ляхов, часа в два ночи меня поднял. Извинился и сказал, что останется на буровой. Ну а я сказал, что на буровой он не нужен, может уходить, как и собирался, в посёлок. Он пригрозил, что я пожалею об этом, и ушёл.

– Пошёл к себе в вагончик?

– Не знаю. Я наружу больше не выходил до утра. Только давайте я заявление сделаю, или как там полагается, вот пусть с меня как хотят спросят, если я лгу: я лично никакого отношения к убийству не имею.

– Утром что вы делали?

– Утром начальство прилетело, и всё остальное время с ними был…

– Распишитесь, пожалуйста, вот здесь…

9 сентября. Ночь

– Присаживайтесь, Фёдор Васильевич, извините, что среди ночи вас вызвал.

– Какое там извинение, что я, не понимаю? Да и ночь на ночь не похожа, никто не спит.

Коробов подхватил стул за спинку, хотел поставить в сторонке, поближе к двери, но Крюк перехватил его руку, мягко, но настойчиво забрал стул, вернул на старое место, в светлый круг, падающий от настольной лампы.

– Присаживайтесь, – официальным, холодным голосом повторил он.

Коробов сел, огляделся.

Хотя он часто бывал в вагончике мастера, сейчас ему казалось, что попал в совершенно незнакомое помещение. Стояли те же рация, и кровать, и стол, но всё же всё неуловимо изменилось. Не было и Петухова, без которого вагончик совсем утратил своё назначение и название. Петухов сейчас курил на улице или ушёл на буровую, придётся ему теперь гулять целую ночь, потому что следователь решил всю ночь разговаривать без свидетелей.

– Вы знаете, зачем я вас пригласил?

Коробов кивнул. Петухов, провожая его до дверей конторы, посоветовал:

– Ты сразу всё выкладывай, молодой, но цепкий лейтенантик, под стать фамилии. – И после паузы спросил: – Как ты думаешь, кто его?..

Коробов пожал плечами.

– Неприятно это всё, – сказал Петухов. – Я детективы люблю, так там в такие минуты все начинают меняться, всякая дрянь наружу лезет…

– Фёдор Васильевич, почему вы не ладили с Ляховым?

Следователь подвинул ближе лист бумаги, отпил глоток холодного крепкого чая. Коробов подумал, что тот, наверное, очень устал и что он молод, как ему объяснить то, что самому ему непонятно, как рассказать, почему он не любил Ляхова…

– Не ладили мы, – сказал он. – Причин вроде бы не было, но знаете, бывает иногда так, не нравится человек – и всё…

Коробов улыбнулся и подумал, что улыбка эта сейчас не к месту.

– Угрожал он вам?

– Нет, этого не было.

– Что вы знаете о его отношениях с другими, например… – Крюк заглянул в лист, лежащий в стороне, – с помощником бурильщика Устином Мокиным?

– Вроде бы нормально жили, ничего не замечал… Вот только недели три как… да, точно, пару заездок назад, зашёл я в вагончик, они вдвоём там были, и похоже, ругались.

– Почему вы так думаете?

– Я вошёл, Ляхов стоял ко мне спиной, а Устин, то есть Мокин, возле окна, и глаза у него такие были… знаете, злые… Ляхов обернулся и крикнул что-то вроде того, чтобы не мешали, потом увидел, что это я – а мне Устин нужен был, насос мы тогда ремонтировали, а ключи он куда-то спрятал, – увидел меня и сам вышел из вагончика.

– И вы не знаете, что произошло между ними?

Коробов покачал головой.

Крюк отпил ещё глоток из закопчённой кружки, служившей Петухову не на одной рыбалке и охоте, поморщился от горечи, разлившейся во рту. Может быть, всё бросить, думал он, не зная, о чём ещё спрашивать, не видя ни одного факта, за который можно было бы зацепиться.

Несколько часов назад казалось, что всё будет просто, нужно только найти человека, с которым Ляхов был в плохих отношениях, но выяснилось, что проще было бы найти человека, у которого отношения с убитым были хорошие.

И вдруг он поймал себя на мысли, которая отбирала последнюю надежду: а если Ляхова убил кто-то, не имеющий никакого отношения к буровой? Дорога рядом, лесовозы…

– Может, кто приходил к Ляхову? Были в эти дни на буровой посторонние?

– Нет, не видел. Не было точно, иначе ребята сказали бы, тут ведь все на виду, тем более новый человек.

– Лесовозы часто ходят по дороге?

– Сейчас нечасто, машин пять – семь в день. Ночью пореже. – И, догадываясь, что интересует следователя, Коробов добавил: – Но они к нам на буровую обычно не заходят, мимо гонят, спешат. Если только кто поломается или что-нибудь понадобится… Только такого давно не случалось.

Коробов молчал.

Молчал и Крюк. Он не знал, о чём ещё спросить бурильщика, в то время как Коробова так и подмывало рассказать о том, что он знал. Но Петухов прав, надо ли ворошить весь мусор, кому от этого будет лучше. Ну, найдут убийцу, им окажется кто-нибудь из тех, с кем проработал плечом к плечу не один год, кого знаешь до кончиков ногтей, и уверен, что не из подлости и корысти поднял тот руку, не звериная это натура продиктовала… Вот почему ему, Коробову, совсем не жалко Ляхова. Вернее, жалко, но как-то легко, больше от странности, что того больше нет, вообще нет такого человека. Сам факт небытия его, в то время как ты живёшь, вызывает жалость к погибшему…