Людмила Горелик - Взлетающий Демон Врубеля

– Мила! Мила! – раздался голос из-за забора. – Куда это ты ходила? Когда ж ты прошла? Я и не видала! А кто это с тобой? – За забором виднелась голова, повязанная платком, и руки. Руки с выпачканными в земле пальцами лежали на штакетнике, опираясь на него, а голова в рябеньком платочке почти тонула в плечах: женщина была невелика ростом, плечи как раз на уровне штакетника.

– Это моя подруга, – громко откликнулась Мила. – Приехала отдохнуть на недельку. – Давай подойдем, – шепнула она Леле.

– Это Зина Нестерук, моя соседка! – произнесла она опять громко. – Зина, мою подругу Леля зовут! – Теперь она к женщине за забором обращалась.

– Правильно, что приехала: у нас воздух хороший! – откликнулась та. – А я Зина.

Теперь Леля видела Зину вблизи. Штакетник был нечастый, и можно было разглядеть подробно. Зина оказалась невысокой полной женщиной, примерно ровесницей Лели с Милой, то есть под семьдесят. В старой одежде, в высоких запачканных землей старых ботинках – она, видимо, копалась у себя в огороде и прервала работу, увидев соседку.

– У нас воздух хороший, – повторила Зина, тоже внимательно разглядывая Лелю и обращаясь по-прежнему к ней. – Вон деревьев сколько! Здесь же парк был! Это теперя уж понастроили домов. А раньше здесь парк был княжеский, княгиня гуляла тут. У нас красивые места. Тут же художников было при княгине видимо-невидимо! Наезжали из Москвы, жили тут! Храм вон построили – там дальше, во Фленово. Туристы ездют через наше село все время! А ты сходи, посмотри на храм. За неделю успеешь-то сходить!

– Обязательно схожу, – кивнула Леля. – Его же реставрировать собирались?

– Да. – Лицо у Зины было круглое, лоснящееся, морщин совсем немного, глаза маленькие, веселые… – Из Москвы приехал специально художник, да убили его!

– А за что его убивать? – заинтересовалась Леля.

– Кто ж его знает? – пожала Зина и без того поднятыми плечами. – У нас тут тихо вообще-то. Это первый раз за много лет убийство… Наверно, выпивал он с кем, да и подрались спьяну. Чего ж еще?

– Леля, пойдем, нам пора! – заторопила Мила. – Зина, нам идти надо. И Сережку пора кормить, и самим пообедать – Леля-то с дороги.

– Ну иди! Иди, я тебя не держу! – Зина сняла руки с забора. – Мила, картошка есть у тебя? А то заходи, бери, если надо!

– Есть пока картошка. Спасибо! – Мила уже подхватила свои сумки и пошла вперед. Леля двинулась за ней.

Домик, который купил Володя, сын Милы, был самым обыкновенным, каких полно в сельской местности. Деревянный, покрытый слегка облупившейся зеленой краской («На будущий год красить надо», – вздохнула Мила), с удобствами на улице. Впрочем, в дом был проведен газ, так что ни с отоплением, ни с готовкой проблем не возникало. Толстые газовые трубы шли прямо по улице, соединяя дома. Вода тоже была.

Из дальней комнаты раздавались звуки компьютерной игры.

– Это Сережка играет? – спросила Леля. – Здесь интернет есть?

– Кому ж еще? Интернет есть, конечно. Лучше б почитал, скоро в школу идти, или по улице побегал, пока можно. Тут в соседних домах живут его ровесники. – Она повысила голос: – Сережа, иди обедать!

После того как всех рассадила и расставила тарелки, Мила продолжила:

– Мы пока не стали колонку газовую покупать, ведь недолго здесь живем, только летом. Воду на плите грею, если надо. А так я здесь и пироги пеку, нормально все, – рассказывала Мила, расставляя на столе остальную посуду. – Утром вот испекла к твоему приезду – попробуй только откажись! Сережа с утра сегодня пироги уплетает. Сережка, ты пирогов не объелся еще?

– Я их и не ел с тех пор, как ты ушла! – обиженно ответил внук. К супу он взял, конечно, пирожок.

Мила вернулась к рассказу о жизни в Талашкине.

– Володя с женой приезжают, но редко… – Участок у нас большой, нам не нужен такой. Вон там под сосной раскладушку поставишь и читать будешь на воздухе! Мне очень нравится! Я половину участка Зине отдала – она овощи выращивает. Картошку она мне бесплатно дает – вроде в благодарность за участок этот. Остальное покупаю у нее. Скоро огурцы пойдут… Петрушку, укроп, морковку я, правда, посадила сама в этом году. А больше ничего и не надо. Речка далеко, а на озеро сходим с тобой, там пляжа-то нет, но я нашла такое местечко, где искупаться можно. Как я рада, Лелька, что ты приехала!

– Ох, – тяжело вздохнула Леля. – Не буду я купаться в этом озере. Как вспомню вчерашнее!..

– Леля, вот хочу тебя спросить: я правильно поняла, что это Потапов был? Тот, что вчера подвезти тебя предложил?

– Ну конечно, он! Ты не узнала, что ли?

– Два года прошло… Тесен мир все же! Особенно в Смоленске! Ну, Леля, если Потапов появился, чего доброго, опять приключения начнутся! – пошутила Мила. – Тем более это убийство такое загадочное… Как-то мне совсем не верится, что реставратор подрался по пьянке. По пьянке ножом могли пырнуть, а он ведь задушен был, так, кажется, говорили?

Леля засмеялась деланым смехом. Приключения она любила, однако говорить сейчас об этом не хотелось. А убийство – да, загадочное. И зачем был этот клочок газеты во рту? Впрочем, ей-то что за дело! Нет, она не будет этим заниматься.

– Потапов на рыбалку сюда приезжал, – сказала она. – Думаю, больше не появится.

На следующий день Лидин встал очень рано. Репетиция балалаечного оркестра была назначена на послеобеденное время, но его сильно беспокоил вчерашний припадок художника Врубеля. После разговора с князем художник впал в апатию. Взрыв ненависти к своему творчеству и к себе сменился вялостью, и Врубель заснул. Приехавший из Смоленска врач не стал его будить. Выписал успокоительный отвар, велел отвлекать. Предупредил, что приступ может повториться: необходимо прятать от художника опасные предметы. Лучше всего было бы, конечно, поместить его в хорошую лечебницу. Тогда прогноз может быть благоприятным. Он ведь, помнится, уже лечился однажды?

Вечером Лидин разговаривал с князем. Они встретились случайно. Лидин проходил по парку мимо беседки, в которой князь сидел один, в глубоком раздумье. Князь остановил его. Тенишев должен был сегодня уезжать: подготовка к Парижской выставке являлась слишком ответственным делом, его присутствие было необходимо в Петербурге.

Не имея возможности задержаться в Талашкине, князь опасался, что психическое заболевание Врубеля может причинить слишком большое беспокойство его жене. Конечно, Мария Клавдиевна сильная женщина, да и Екатерина Константиновна остается с ней.

Князь очень надеялся на всегдашнюю рассудительность Киту. Все же он решил поговорить о событии и с Лидиным – в глубине души князь был убежден, что некоторые вещи способен решить только мужчина.