Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов

А Леся продолжила:

— Следующее покушение на Вадима, на сей раз удачное, совершила уже не Настя, а Евгения…

— Какой бред! — покачала головой Евгения. — Уши вянут это слышать. Настя, что ты молчишь?! Она же нас тут просто оскорбляет! За наши же деньги!

Обе вскочили.

Но тут поднялся и комиссар Кууттанен. Коротко, внушительно, но вежливо проговорил он что-то по-фински. Однако Боков перевел его слова с родной, российской угрожающей интонацией:

— Сидеть! Вы, обе!

Его неожиданно прозвучавшему рыку женщины подчинились.

Снова прозвучала короткая реплика комиссара, а следом — боковский перевод. В этот раз, как мне показалось, толкование прозвучало более адекватно: «Олеся, пожалуйста, продолжайте!»

Девушка промолвила:

— Итак, вернемся к событиям, происшедшим второго января. Как вы помните, в тот день чета Сыромятских на весь день собиралась ехать в Рованиеми. Свои ски-пассы они любезно передали нам с Иваном… Скажи, Стелла, — вдруг обратилась она к девушке, — а чья была идея: дать попользоваться вашими пропусками на подъемник мне и Ване Алябьеву?

— Я точно помню, — тряхнула волосами Стелла, — это предложила Настя. Я еще тогда подумала, что она очень заботлива.

— Спасибо, Стелла… А ведь мы с Иваном на горе нужны были Анастасии Сухаровой исключительно для того, чтобы подтвердить ее алиби. Возможно, уже тогда у Сухаровой возникла идея: поручить расследование убийства мне. Я понимаю ход ее мысли: дескать, молодая девчонка, что она сможет нарыть, попадет пальцем в небо! А еще лучше: обвинит того, кого нужно, а именно — Петра Горелова… И то, что весь день убийства Анастасия провела рядом со мной, — дополнительная гарантия того, что уж кого-кого, а ее я подозревать не стану…

— Вот именно, — злобно усмехнулась Настя. — Молодая, глупая девчонка, попала пальцем в небо… Это ты сказала, а не я!.. Кого вы тут слушаете?! – апеллировала она к Бокову с Кууттаненом. — Ведь она тут все или врет, или путает!

Кууттанен быстро проговорил несколько слов, а Боков бесстрастно перевел:

— Настя, пожалуйста, помолчите. Олеся, продолжайте.

Молодая сыщица улыбкой поблагодарила полицейского комиссара за поддержку и проговорила:

— Да, на весь день второго января Анастасия Сухарова обеспечила себе идеальное алиби. Мы с Иваном, оба, просто не можем его не подтвердить… Но что делала вторая соучастница? Что происходило в том коттедже, где мы с вами сейчас находимся?.. С утра все отправились на гору, а Евгения Горелова, как и первого января, осталась в домике одна. Вполне естественно, ведь все знали: у нее серьезно повреждена нога. Ходить она не может… Около часа дня она из дому звонит по мобильнику своему мужу Петру. Женя с ним ласкова. Она зовет его, намекая на сладкие утехи… Замечу в скобках, что ее зов имел тем больший успех, потому что прошедшей ночью Евгения отказала своему супругу в близости…

Петя на этом месте усмехнулся и грустно кивнул. А Женя с нескрываемым презрением фыркнула, глядя на Лесю:

— А ты ночью нас под дверью подслушивала! Ищейка!

Сыщица прекрасно расслышала злую реплику, но никак не отреагировала, только губы ее сжались в еще более жесткую складку.

— Петя поспешил в дом, — молвила Леся, стараясь не глядеть в сторону Жени. — Там он остался с супругой наедине. Они пообедали, при этом Евгения подсыпала ему в питье изрядную дозу снотворного. Вот откуда, на самом деле, взялась вымытая чашка в раковине. Горелова не оставила ее на столе и не поставила в посудомоечную машину, а предусмотрительно ополоснула… Затем они вдвоем отправились в постель… А когда Петя уснул, Евгения встала. И надела — обратим внимание, прямо на голое тело! — куртку, штаны и ботинки своего супруга…

Тут Леся повернулась к моему румяному другу Сане.

— Ты утверждаешь, что видел, как второго января, в день убийства, около трех часов дня из вашего домика выходил Петр Горелов?

— Да, — кивнул Саня, однако в его голосе прозвучали нотки сомнения.

— Как далеко ты в тот момент находился от коттеджа? — продолжила наседать на него юная сыщица.

— М-м, метров, может, сто… Или семьдесят пять…

— В тот момент уже было темно?

— Нет, не совсем… Но темней, чем днем… Наступали сумерки…

— По каким признакам ты узнал, что из домика выходит именно Петр Горелов?

— Н-ну… Я увидел его пуховик, желтый… И малиновую ушанку…

— Но лицо его ты видел?

— Лицо? Нет, лица я в точности не разглядел. Все-таки далеко было. К тому же я его в основном со спины видел.

— А походка — узнал ли ты ее?

Саня дернул плечами:

— Походка как походка…

— Ты уверен? Можешь сейчас определенно утверждать: человек, выходивший из вашего коттеджа второго января, — Петр Горелов?

Мой друг ответил, не задумываясь:

— Теперь точно не могу сказать.

— Но, может, то была Евгения Горелова — одетая в мужнину одежду?

— Не знаю. Может быть. Но опять же, утверждать не могу.

— Постойте, господа! — вклинился в разговор Иннокентий. — Я не понимаю, как Горелова могла выходить из чужого коттеджа? У нее ведь вывих ноги или серьезное растяжение!

— А кто вам сказал про серьезное растяжение? — усмехнулась Леся. — Она, Евгения Горелова, и сказала. Мы ведь ни рентгеновских снимков не видели, ни к врачу с ней не ходили… А Горелова, надо отдать ей должное, проявила прямо-таки нечеловеческую предусмотрительность и прозорливость: уже в тот момент, когда валун, брошенный рукой Насти, едва не пришиб Вадима, она стала симулировать. Во-первых, для того, чтобы отвести от себя подозрения. Как она может быть организатором и соучастницей покушения, если сама в нем пострадала? А скорее всего, в ее голове уже тогда зародился новый план убийства. Убийства, в котором у нее будет идеальное алиби.

— Она просто врет! — воскликнула тут Женя, обращаясь в основном к своей подруге. — Врет на пустом месте. Фантазирует, бредит!..

— Пусть себе! — снисходительно откликнулась Настя. — Все равно ни у нее, ни у горячих финских полицейских нет никаких улик, одни домыслы.

— Подтверждаю! — вдруг вскинул руку Петр Горелов. — Я подтверждаю слова Олеси.

— Подтверждаешь?! – в голосе Жени звучала брезгливость, смешанная с презрением. — Да что ты можешь подтвердить, несчастный идиот!

— Я видел! — вскричал Петр, обращаясь к Олесе. — Я не знаю, чем она меня в тот день опоила — когда я окончательно проснулся, голова у меня действительно была очень тяжелая — но в тот момент я тем не менее не спал. И видел, как она, Евгения то есть, встает с кровати и одевается — в мою одежду. И выходит из коттеджа!

— Тебе все приснилось, любовь моя, — ухмыльнулась Женя.

— Рождественские чудеса в решете творятся в Лапландии, — иронически прокомментировал Саня. — Люди спят, но видят сны… И хромые встают с одра и начинают ходить…