Сергей Язев-Кондулуков - Шампунь цвета крови

© Сергей Васильевич Язев-Кондулуков, 2019

ISBN 978-5-0050-8690-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Николай голодал. Нельзя сказать, чтобы голод был ему незнаком, за несколько месяцев своего, как он сам его называл, чёрно-белого бизнеса, он несколько раз испытывал это малоприятное, тонкое, сосущее чувство, начинавшееся, где-то под ложечкой и неприятно отдающееся в мозгу и успел притерпеться к нему, к тому же довольно часто его подкармливали сердобольные родители, благо, его офис был расположен неподалёку от родительского дома, но в этот раз дела их шли не блестяще, и голод был особенно сильным.

Офисом помещение, которое занимал Николай было назвать трудно, даже при большом желании: всю его обстановку составлял небольшой колченогий стол с тремя ножками, вместо четвёртой Николай приспособил какую-то доску, с великим трудом выпрошенную у институтского плотника и такой же стул.

У стула, правда, были все четыре ножки, но он страдал другим существенным недостатком, то, что раньше было спинкой едва, едва держалось даже на честном слове и приходилось принимать поистине героические усилия, чтобы удержаться на нём.

Безрадостную картину дополняла старая, рассохшаяся оконная рама, она была настолько старой, что даже немногие оставшиеся после перестройки институтские работники с трудом вспоминали, кто и когда её устанавливал.

Она с трудом закрывалась и между верхней частью рамы и оконным проемом оставалась щель в палец толщиной.

Начиналась осень и северный, порывистый ветер срывал первые, начинавшие желтеть листья с институтских деревьев. Несколько их, жалких и мокрых, валялись на полу в офисе Николая.

Где-то далеко слышались весёлые, разухабистые слова:

Музыка на- с связала

Ча-а-сть-ю на-с стала

Николай поморщился. Как-то само собой, против его воли, перед глазами всплыла вкусная, аппетитная котлета. Котлета была горячая, и от неё пахло жиром и чесноком.

Ветер дунул особенно резко и зло и листок на полу затрепетал.

«Вот и ты, Колька, – подумал Николай, – жалкий листок, жалкий и мокрый, гонит тебя ветер перестройки, а куда ты летишь, зачем…»?!

Хлопнула входная дверь его небольшого офиса и вошёл, вернее, вкатился Павел.

Павел, в отличие от Николая, промышлявшего торговлей скобяными товарами и всякой хозяйственной мелочью, имел связи, торговал автомобилями и на ногах держался крепко.

На нём был малиново-красный пиджак – свидетельство о принадлежности к касте новых русских, так раздражавший Николая, его, уже почти круглая физиономия, так и лоснилась, воротник белоснежной рубашки от Carden оттягивал мощный, тщательно выбритый загривок, а ноги украшали нелепые чёрные ботинки с загнутыми носками.

– Вафли дают, Колёк, – сытым сочным баритоном сказал он, – шоколадные, я уже и очередь занял. Пойдешь?

– Не-а.

– Ну, как знаешь.

«И чего он не послал свою секретаршу Галину, – подумал Николай, – вот обжора. Говорят, что у них не только деловые отношения, а, впрочем, какое мне дело до их отношений», – и он углубился в биржевые сводки, силясь прогнать назойливое видение.

Но сосредоточиться ему не дали. Громко и настойчиво зазвонил телефон.

– Николай, и он услышал голос знакомого брокера, – ты не знаешь кому нужен самолёт?

– Самолёт? – Николай удивлённо вскинул брови.

– Ну, да, самолёт, боевой самолёт со всем вооружением и просят совсем недорого, всего 100 000$.

Легенды о быстром обогащении, к тому же усердно подогреваемые газетами так и носились среди знакомых Николая. Всех, всех сорвал с места чёрный ветер перестройки.

Закружил, понёс.

И вот уже вчерашний учитель математики становится удачным биржевым дельцом, а газеты наперебой кричат о брокере, который только за одни торги на нефтяной бирже заработал миллион рублей.

– Но ведь нефть-то государственная, нефть не принадлежит брокеру, значит, и прибыль не должна принадлежать ему.

Эта простая мысль, которую отлично понимали многие, никак не укладывалась, не вмещалась в голове Николая.

Звонивший брокер накануне рассказал ему прямо таки фантастическую историю об одной фирме, которая в одночасье сказочно разбогатела.

– Понимаешь, – захлёбываясь от восторга, говорил он Николаю, – у них не было ничего, совсем ничего и сидели они в каком то полутёмном подвале с одной лампочкой, а продали вертолёт и разбогатели.

О тех, кто предложил вертолёт и кому его продали расторопные ребята из этой фирмы он, почему-то умолчал.

– Самолёт? – переспросил Николай, – нет, не знаю.

– Вот бы продать его кому-нибудь размечтался он, – тогда бы купил жене шубу, а себе новую машину, Мерседес, пожалуй, бы меня устроил.

Он пошевелил озябшими пальцами в лёгких ботинках, порывы ветра стали особенно резкими и холодными, а ботинки были старые и изношенные, чтобы скрыть их изношенность Николай тщательно натирал их кремом.

– Николай Иванович, можно вас на минутку, – и в двери показалась фигура Изольды Павловны.

Когда та она была секретаршей у директора научно исследовательского института, одно из многочисленных помещений, которого сейчас занимал Николай вместе с такими же искателями лёгкой наживы, которых в таком множестве породила советская перестройка.

Институт доживал последние дни, его продукция, некогда гремевшая по всему Союзу, теперь была никому не нужна, уже готовые шаровые мельницы во множестве валялись на складе и теперь покрывались пылью и ржавчиной.

О последних днях института более чем красноречиво говорил порванный во многих местах линолеум на институтском полу, отсутствие очередей в институтской столовой, в столовой нечего было есть, и нестерпимо зловонный запах доносившийся из неисправного институтского туалета полностью забитого нечистотами, на его двери было крупно вырезано ножом: «Здесь был Вася».

В отличие от прежних обитателей института, новые его обитатели были не особенно щепетильны в некоторых вопросах.

Изольда Павловна стойко боролась за своё существование, но борьба ей давалась нелегко. Об этом говорил тщательно выглаженный, бывший в весьма отдалённое время новым, её костюм, да дешёвые серёжки, вдетые в её большие красные уши.

– Николай Иванович, можно вас на минутку? – повторила она, и её рыхлая фигура ещё больше втиснулась в дверной проём.

– Слушаю Вас, Изольда Павловна, – Николай грустно поднял голову от стола, заваленного различными газетами и биржевыми сводками.

– Николай Иванович, – начала она, и её серёжки из дутого золота вызывающе блеснули, – я вынуждена напомнить Вам, что вы не платили за аренду помещения уже второй месяц, если вы не заплатите в течение недели, то институт расторгнет с Вами договор. Можете и не перечислением, – добавила она не так громко, – можете и наличными, – глаза Изольды Павловны уставились в пол, она ещё не привыкла брать взятки.