Лариса Королева - Виновные назначены

– Слушаю вас, – произнёс директор компании, постаравшись придать своему тону столько вежливости, сколько сумел из себя выжать.

– Это я вас слушаю, – возразил дедок. – Вчера вы обещали разобраться с моим делом и принять меры.

– С каким делом? Напомните, пожалуйста, у меня их, знаете ли, каждый день десятки, если не сотни. – Несмотря на утверждение Кристины, Топорков готов был поклясться, что видит этого колхозника в первый раз, и старался, скорее, не вспомнить, а угадать суть вопроса, с которым к нему обращались: ущерб здоровью из-за поломанной руки или банальная авария? Оказалось, ни то, ни другое.

– На сотрудника вашего я жаловался. Дачка моя практически полностью выгорела, а он пишет, будто огнём нанесены незначительные повреждения. Я независимую экспертизу заказал, профессионалы посчитали убытки, а ваш агент норовит уменьшить эту сумму чуть ли не в десять раз. Зачем же тогда независимую-то экспертизу проводить, если вы сами всё решаете!

– Напишите заявление…

– Да писал уже, вы вчера вон в ту папочку положили, обещали разобраться, – как непонятливому ребёнку принялся втолковывать неопрятный дачник. – Морозов моя фамилия.

Генеральный директор распахнул папку и действительно обнаружил заявление от имени гражданина Морозова. Стало быть, Кристина ничего не напутала – этот колхозник действительно уже приходил. Ну, почему же тогда Топорков не помнит ни самого посетителя, ни сути его вопроса? Неужели с памятью стало настолько плохо? Одно утешает: если это даже рассеянный склероз, но уж точно не болезнь Альцгеймера! Он точно знал, что люди с этим страшным диагнозом воспроизвести название своей болезни не могут.

В кармане завибрировал сотовый.

– Я сейчас занят, сынок, – сказал в трубку Сергей и, прежде чем нажал кнопку отбоя, успел услышать обиженное замечание:

– Ты для меня всегда занят!

Топорков уставился на замызганного визитёра невидящим взором, отнюдь не выражающим участливого понимания, но и неприкрытого раздражения – тоже. Подумалось: «И кто этого старого беса надоумил застраховать имущество?», но вслух Сергей Владимирович произнёс ровным тоном:

– Зайдите на следующей неделе.

Посетитель разразился недовольным ворчанием, а после его ухода Топорков выскочил в приёмную и отчитал секретаря:

– Кристина, ну кого ты ко мне пропускаешь? Да ещё сначала вчера, потом сегодня! Чтобы больше я этого чайника никогда не видел, и ему подобных – тоже! Уяснила? Ну, и славненько. Что там у нас с квартирой?

– Подобрала два варианта в Юго-Западном районе, созвонилась с хозяевами. Обе квартиры двухкомнатные, как вы просили, со свежим ремонтом и добротной мебелью. Владельцы хвалят, но нужно посмотреть. Мне проехаться по адресам, или сами?

– Сам.

Остановившись на первом же варианте – уютная квартирка в тихом дворе его вполне устроила – Топорков оставил хозяйке предоплату за полгода вперёд. Приехав домой, чтобы забрать необходимые вещи и телевизор, он ещё раз удостоверился в том, что сносное существование в его подмоченном логове невозможно, и похвалил себя за умную мысль о переселении. Поживёт пока в съемной квартире, а после того, как отремонтирует свою, решит, остаться в ней или купить новую.

Сергей зашёл к соседу этажом ниже справиться о денежном выражении предъявляемых претензий и, услышав озвученную сумму, поперхнулся:

– Послушайте, вы в своём ли уме? За что вы просите такие деньги?

– Как за что? – взвился сосед. – Мне же теперь придётся полный ремонт делать, сколько времени и денег потратить! Мебель покорёжилась, кухонный гарнитур разбух, телевизор сгорел!

– Мебель у вас, положим, не новая.

– Но покупать-то придётся новую!

– Я должен заплатить за то, что по моей вине повредилось или пришло в негодность, а не за то, что вы мечтаете заполучить взамен!

– В таком случае разговаривать мы с вами будем в суде.

– С моим адвокатом.

Сергей почувствовал, что нервы у него взвинчены настолько, что дыхание перехватывает, и пробормотал: «Всё перемелется». Снеся свои пожитки в машину, он уехал обустраиваться на новом месте. А через неделю был поставлен в известность о том, что иски о возмещении материального и морального ущерба подали четыре семьи, в том числе и пенсионерка, проживающая за смежной с его квартирой стеной, намокание которой оценила в сто тысяч рублей. Но это были цветочки по сравнению с притязаниями троих других пострадавших.

– Ну, народ, ну, народ, – вслух возмущался Топорков. – Уже не знают, каким образом нажиться на чужом несчастье.

Он понимал: удовлетвори суд все иски в полном объёме – его собственная квартира в этом злосчастном доме уйдёт за долги. Дал юристу указание биться за каждый рубль, а себе приказал не растравливать душу навалившимися неприятностями. И без того сердечко начало пошаливать, так что надо беречь здоровье, которое дороже всех возможных потерь.

«Привет, Саша!

Как поживаешь? Ирина Калинюк передала мне твои координаты. После школы много воды утекло, и можно ли тогда было представить, что когда-нибудь мы свяжемся по электронной почте, и что таковая вообще появится? У меня всё хорошо: семья, сын, друзья, материальный достаток. Живу в родном городе. Бывали и взлёты, и падения, сейчас наступил период относительного покоя. А как поживаешь ты?».

«Привет, земляк! Рад был получить весточку. Но кто ты?».

«Здравствуй, Саша!

Конечно, где тебе догадаться, кто именно написал загадочное письмо, составленное таким образом, что даже пол автора остался непонятен. А это всего лишь я, Лара Ольшанская, часто вспоминающая наш десятый «а», в котором училось столько неординарных личностей, непохожих одна на другую, несмотря на повторяющиеся имена. Нам ещё повезло, в нашем классе было всего две Ирины, а в параллельном – аж четыре! И Александров, и Олегов у нас было по два, зато Лара одна…

Известию, неожиданно полученному о тебе, предшествовало весьма символическое событие. Недавно я была у мамы, понадобилась английская булавка, и я открыла старую шкатулку в уверенности, что найду там, что мне нужно. Среди пластиковых клипс и мельхиоровых брошек, которые я носила в юности, обнаружила крошечный целлофановый мешочек с волнистой прядью тёмно-русых волос и сильно удивилась: чья бы она могла быть, и с каких времён хранится? Не смогла припомнить и кинула обратно в шкатулку. А после Иркиного звонка снова наведалась к родителям, забрала все свои школьные дневники и в одном из них прочла, что в один прекрасный день, когда считала, что мы видимся в последний раз, я срезала на память прядь твоих волос, а ты распереживался – не испортилась ли причёска…

Несколько дней я посвятила чтению многочисленных тетрадей и блокнотиков, в которых вела личные записи в девятом-десятом классе и ещё два года спустя, пока не вышла замуж.