Наталья Костина - Последняя Золушка

– Я думала, для того чтобы писать, обязательно нужно вдохновение, – лепечет, чуть не плача, зефирное создание.

Бедная, бедная!.. Я еле заметно улыбаюсь.

– Для того чтобы писать – не важно, детективы или любовные романы, если они вам больше по душе, необходим всего-навсего лишь особый склад ума. И желание. И время. Если у вас есть и то, и другое, и третье…

Я улыбаюсь уже поощрительно, и эта рыбка заглатывает наживку полностью:

– О да! Конечно, есть! Я… я готова работать, правда!

Остальные смотрят ревниво и настороженно: они не успели сказать, что тоже богоизбранны и вдохновенны, дать понять, что силикон, полуметровые ресницы и татуированные брови – это так, преходящее, дань моде; на самом же деле они только и ждали случая отринуть суетное и стать даже не музами – о нет! – теперь это уже пройденный этап! Они страстно желают творить… творить! Именно для этого они здесь!

Выскочка сияет, не замечая, что восстановила против себя всех прочих:

– Мы начнем прямо сейчас, да?

– А индивидуальные уроки будут? – не выдерживает кто-то из второго ряда.

– Конечно! – многозначительно киваю я. – Обязательно!

И тут меня осеняет.

– Вы любите сказки? – неожиданно для аудитории спрашиваю я.

Дамы недоуменно и настороженно переглядываются. Ни одной не хочется попасть впросак и быть высмеянной. Мало ли зачем я спросил?

– Я обожаю сказки! – твердо возглашаю я. – Вся великая литература – суть сказка. Шекспир, Ромео и Джульетта, мавр и Дездемона, «Одиссея» и «Илиада», Библия, не говоря уже о муми-троллях и «Хрониках Нарнии»! Недаром один очень умный человек сказал: «Вначале было Слово», а второй, не менее умный: «Вначале были сказки»!

– Я их тоже обожаю! – облегченно выдыхает принцесса в первом ряду и закатывает глазки.

– И я…

– И я!..

– Поскольку далеко не все наши занятия будут индивидуальными, а разбор того, что вы будете творить… гм… – в лучшем смысле этого слова! – мы будем делать на каждом нашем семинаре, чтобы на ошибках одного автора могли учиться все, равно как и разделять успех, я хочу предложить вам вот что…

Я неспешно прохожу меж конторками, вдыхая сложный аромат нагретого солнцем старого полированного дерева, тисненных золотом книжных переплетов и духов: терпких, горьких, сладких, цветочных… Этот сложный коктейль наложен поверх оглушительных феромонов молодости и красоты и бьет просто наповал. Даже та, за последней конторкой, которая уже не так молода и почти некрасива, – от нее тоже исходит, и обволакивает, и протягивается некая веревочка, петля, чтобы р-р-раз! – и мгновенно затянуться на зазевавшемся. Я рефлекторно отодвигаюсь подальше и кладу перед зрелой – и поэтому особенно опасной – мадам невинный белый пустой лист:

– Не сочтите за труд, мои дорогие будущие Шарлотты Бронте и Вирджинии Вулф, и ответьте на весьма простой вопрос: героиней какой из сказок вы себя считаете?…

– Ух ты!.. – восклицает кто-то. – Я уже знаю какой!

– …а также обоснуйте, почему вам хочется быть именно этой героиней, а не кем-то другим, – не оборачиваясь, продолжаю я. – Не жалейте красок, не бойтесь выглядеть смешно, помните – это всего лишь игра… сказка!

– Потому что в сказках Иванушка-дурачок в конце концов оказывается самым умным? – ехидно поет тот же серебристый голосок, который первым признался в любви к сказкам.

– В точку! – Я прохожу обратно к своей кафедре красного викторианского дерева (неужели подлинный антиквариат?!) – и непочтительно опираюсь на нее своими локтями. – Кроме того, мы будем придерживаться правил строгой анонимности. Разумеется, если автор захочет раскрыть свое инкогнито, мы так и сделаем, в остальных же случаях… Не торопитесь, времени у нас достаточно, – отвечаю я на чей-то поднятый ко мне взгляд. – Ну, скажем, до обеда. Идет?

Слава богу, сегодня мне уже не нужно их ничем занимать – дамы и девицы сразу увлекаются процессом. Некоторые уже испортили первый лист и неожиданно робко подходят, чтобы взять новый. Я щедро раздаю казенную бумагу и поощрительно киваю каждой.

Наладив бесперебойный процесс, я разваливаюсь на кафедре с видом профессора, принимающего экзамен, и начинаю глазеть в стекло, промытое до полной невидимости. Озера из библиотеки не видать, однако пейзаж не менее эпический: трехсотлетние дубы на горизонте, аллеи елей, пихт и еще каких-то не опознанных мною вечнозеленых вокруг главного корпуса и гостевых коттеджей. По дальней аллее в солнечных лучах движется кавалькада конных: живописные блики на лоснящихся гнедых и вороных крупах. Сияют лаковые сапожки и белые перчатки, подпрыгивающими точками движутся черные кавалерийские шлемы… А вот и белая лошадка! На ней восседает сам принц, не иначе! Я едва не фыркаю и подавляю сильное желание рассмеяться в голос и закинуть ноги в отнюдь не парадных башмаках на заморский антиквариат. Или же дать себе волю и все-таки закинуть?

Вдалеке звучит благородной медью гонг к обеду. Сейчас мои респондентки отправятся вкушать на фарфоре и пить из хрусталя, меня же ждут вещи более прозаические, но в то же время и более привычные, и обед без затей. Вчера в служебной столовой – помещении без окон позади кухни, дабы никого не смущать видом персонала, не отличающего рыбной вилки от салатной, – мне были поданы суп из потрохов, гречневая каша с подливой, салат и компот, а на ужин – творожная запеканка. Просто, вкусно, сытно. Пожалел я лишь об одном – что не прихватил с собой термос, чтобы не спускаться всякий раз за порцией кофе из автомата.

Исписанные листки стаей белых бабочек слетаются на мой стол, и дамы, неожиданно притихшие и задумчивые, покидают помещение. Меня так и подмывает посмотреть: кто есть кто? Однако торопиться не стоит… Я прислушиваюсь к удаляющемуся цоканью каблучков – он странным образом сливается в моем воображении с перестуком копыт только что проехавшей кавалькады – и все-таки забрасываю ноги на профессорскую кафедру. Выдыхаю и чувствую, что, несмотря на то что изо всех сил развлекался и бездельничал, чертовски устал и что забавлять скучающих дамочек будет куда труднее, чем представлялось мне сперва.

Я почему-то так выдохся за неполные два часа представительства и обольщения, что с удовольствием бы закурил, но… во-первых, бросил, а во-вторых, курить в помещении тут категорически не рекомендуется. И в-третьих… в-третьих, нужно освобождать помещение: наши академические утренние часы вышли, мало ли кто вздумает явиться сюда за книгой? И, войдя, увидит меня – плебея от литературы, по-свински взгромоздившего ноги на бесценный восемнадцатый век. Внезапно я действительно слышу приближающиеся шаги и, суетливо дернувшись, некрасиво обрушиваю конечности вниз, сбив по дороге всю пачку исписанных страниц на пол.