Александр Теущаков - Путь «Черной молнии». Книга 2

Когда дежурный по этажу ввел в кабинет Александра Воробьева, он сильно удивился, увидев старого знакомого.

– Здравствуй Воробьев, садись напротив, разговор у нас будет долгим и очень интересным, – произнес Брагин интригующе.

– Здрасте, гражданин капитан, чем я тебя заинтересовал? По-моему, я ничего такого не натворил.

– Александр, начнем с того момента, когда тебя поместили в транзитную камеру. Это тебя нисколько не удивляет?

– Конечно, удивило, я ведь в осужденке должен сидеть, и тем более приговор мне еще не утвердили. За каким рожном меня в транзитку посадили?

– Видимо, кому-то стало нужно, чтобы ты оказался в камере, где контингент заключенных быстро меняется, – опять интриговал Брагин, – день прошел, глядишь, а твоего знакомого на этап отправили…

– Кому-кому? Вам это нужно. Вы же нас рассаживаете по хатам.

– Не обобщай. Конкретно этим занимается спецчасть, так что прошу учесть этот момент. Александр, давай перейдем к делу: ко мне поступила информация, что тебя в скором времени ожидают крупные неприятности.

– Не понял, капитан, а мой новый срок – это манна с неба. Мне, что по этому поводу, радоваться нужно? По-моему это самая большая неприятность за последнее время. А в остальном у меня все было неплохо.

– Ты в курсе, что такое кровная месть?

– Если рассуждать по-простому, то один человек насыпал соль на рану другому, который обязан кровно отомстить.

– Вот именно, обязан. А по людским соображениям это средневековое возмездие, когда людей резали, как баранов, и уничтожали под корень, заметь, все семейство, а не только одного, объявленного «кровником», – добавил Брагин.

– У итальянцев это называется вендеттой, – поправил Александр.

– Совершенно верно. Вот, я и напоминаю тебе, что бывает с человеком, у которого появляется кровный враг.

– Слушай начальник, не ходи вокруг да около, скажи, наконец, о ком и чем идет речь.

Брагин достал из кармана сложенный вчетверо лист, вырванный из школьной тетрадки, и протянул Воробьеву.

– Прочти – это копия. Кому она адресована, я пока не знаю, но самое интересное в том, что здесь указана твоя фамилия.

Александр прочел записку и, разведя руки в стороны, удивленно заметил:

– Да, это моя фамилия, но мало ли Воробьевых сидит в тюрьме.

– На данный момент в этом СИЗО под фамилией Воробьев, числишься только ты. Имей эта записка срок давности, то совершенно бы не заинтересовала меня.

– Командир, но я, правда, не пойму о чем идет речь.

– А на свободе у тебя были враги?

– Таких, чтобы охотились за мной и убили, не было. Если только по моему первому уголовному делу…

– А что, по-твоему, в нем примечательного?

– Меня спровоцировали на драку с кемеровскими парнями. Короче, объегорили и подставили. Одного кемеровчанина я сильно побил. Конечно, можно было на суде переквалифицировать статью на обоюдную драку, но у потерпевшего парня папаша оказался очень влиятельный и купил судью с потрохами. Об этом мне адвокат намекнула.

– Да-да, я просматривал твое дело.

– А тебе-то это зачем, начальник?

– Интерес у меня к тебе имеется… А еще к твоему хорошему знакомому – Сергею Ирощенко.

– Какой еще интерес?

– О случае, почти двухлетней давности. Вот слушай: жил да был в одной зоне блатной. Нормально жил, всего ему хватало, да решил он с судьбой в орлянку сыграть. Попал он на крючок к начальнику оперчасти, да так сильно, что сорваться не мог, и стал работать на «кума». Авторитеты раскусили его, и однажды этот блатной был найден мертвым в уличном туалете.

Брагин заметил, как Воробьев изменился в лице и слегка заволновался. Затем, взяв себя в руки, проговорил:

– Ну, было такое, знаю я о том случае. Так, какой у тебя интерес к нам с Ирощенко?

– Если я не ошибаюсь, в том деле было трое исполнителей воли одного авторитета… – Брагин не стал называть имен, решив проверить реакцию Воробьева.

– Капитан, к чему этот ребус? Я все равно не понимаю, на что ты намекаешь.

– Да ладно, Александр, мне все известно, но хочу успокоить тебя, я не дознаватель и не следователь, и вашу с Ирощенко тайну я не собираюсь кому-то раскрывать. Это ваши минувшие дела, и меня они не касаются. Сейчас меня волнует другое обстоятельство.

Воробьев почувствовал душевный дискомфорт от подобной раскладки фактов со стороны оперативника, но решил узнать до конца, чем закончится эта «ломка». Но Брагин и не собирался давить на него, ему было необходимо вывести Воробьева на откровенный разговор.

– Александр, я понимаю, что с моей стороны все слова звучат неубедительно. Но… Чтобы ты доверился мне, я предлагаю встретиться с одним, близким тебе человеком.

– Подожди, подожди, командир. В чем я должен тебе довериться и кто тот – близкий мне человек?

– Потерпи три дня, я заступлю в следующую смену на круглосуточное дежурство, и ты обо всем узнаешь.

– Нет-нет, ты хочешь, чтобы у меня от любопытства «крыша съехала».

– Я еще раз прошу тебя, потерпи. На данный момент, единственное, что мне необходимо знать, это… – Брагин прищурился, интригующе поглядывая на Воробьева, – вспомни какой-нибудь случай в своей жизни, из которого будет ясно, кто все-таки хочет за что-то тебе отомстить?

– Капитан, я, правда, не могу припомнить.

– Кстати, если речь зашла о кровной мести, может так статься, твоим родным тоже не поздоровится.

– Ты говоришь о моей маме?

– Вполне возможно, я не исключаю такого исхода дела. Ты извини, что так много на тебя нагрузил. Сейчас тебя отведут обратно в камеру, а ты вспомни хорошенько, кто все-таки может быть твоим кровным врагом. И еще, Александр, прошу тебя, пока ни с кем не делиться о чем мы с тобой говорили.

Перед тем, как Воробьева водворить обратно в камеру, его посадили в бокс, поэтому нашлось несколько минут для обдумывания загадочной ситуации. «Кто мог написать такую маляву? Кому захотелось свести со мной счеты? Есть только один человек – это Аркан, но как он мог узнать, что я и есть тот паренек, встретившийся ему в тайге. Ладно, допустим, это он, что из этого следует…? А странная какая-то стычка у нас с азиатами случилась. Волчонок – понятное дело. Азиат не простил ему проигрыша. Дождался ночи и бросился на него с заточкой. Тут я его вырубил. Затем второй азиат кинулся на меня и хотел проткнуть… Что-то здесь не так. Из-за проигранной партии сразу двоих на ножи ставить… Тем более парней-азиатов на тюремный режим гнали по этапу, зачем им такие заморочки? Что-то не вяжется в этой истории. Может, мне „измена“ катит? Наслушался историй про „мокрушников“, которых подсаживают в камеры, а теперь мерещится, что потасовка с азиатами – это не случайность. Надо все-таки с Волчонком посоветоваться».

В шумной, многолюдной камере ни кому не было дела, зачем вызывали Александра и только один Волков, как-то особенно посмотрел на Воробьева. Вечером, когда людской гомон затих, и большинство мужиков улеглось спать, Волков решил поговорить с Александром и подсел к нему на шконку.