Юрий Терновский - Скрытая реальностЬ. Книга первая. Щелкунчик

– Да-а? – удивился недавний арестант. – С Канар звонок был, я вообще-то сейчас там, насколько тебе известно. – Немного подумал и добавил, что загорает на пляже.

– Молодец, – Очкарин пожал наконец протянутую руку, – что я могу еще сказать. У богатых свои причуды, каждый отрывается по-своему. Пляжному прозябанию предпочитаешь будоражащий суррогат местного разлива?

– Потом расскажу, – Погорел достал сигареты и тоже закурил. – Расскажи лучше, как тебе удалось меня так быстро вытащить?

– Позвонил кому надо наверх, тот еще кому-то еще выше, откуда звонок спустился вниз, и ты свободен. Все просто, если знаешь комбинацию цифр телефона.

– Мутно как-то все, – заметил Погорел, – ну да ладно, потом разберемся. Денег до получки не одолжишь? Тачка в кредит, потратился на отпуск, совсем на мели оказался. Мне бы тысяч тридцать или сорок рубликов на расходы.

– Понимаю, – ответил Очкарин, протягивая пять тысяч рублей одной купюрой. – Остальные могу только вечером после работы, буду в районе Тверской, давай там и пересечемся у Пушкина.

– Я с цветами приду, – кивнул Погорел, – чтоб ни у кого вообще сомнений не осталось в наших дальнейших намерениях.

– Кретин, – рассмеялся товарищ, – так ресторан называется, который больше всего иностранцы любят в нашем городе.

– Я знаю другое место, – предложил Погорел. – У Гончаровой…

– Издеваешься?

– Записывай адрес.

Очкарин записывать не стал, запомнил, после чего таки задал свой вопрос:

– Бабки кончились, морда разбита, документов нет, ментовка, блин, – дом родной… Что случилось, ты мне можешь сказать, не за пьяный, надеюсь, дебош на самолете, слава Панина покоя не дает?

– Принесешь деньги, коллега, тогда и узнаешь, – усмехнулся Погорел, легонько подталкивая того в спину в направлении черного «Мерседеса». – Вали… Да, о птичках, еще… Надеюсь, на работе ты еще никому не разнес в клювике, что я здесь?

– Обижаешь, начальник.

– На обиженных ездят.

– На тебе поедешь, как же…

В восемь вечера Погорел ждал коллегу в небольшом, но уютном ресторанчике в самом центре Москвы в районе Тверской, где все было очень дорого и сердито. Не отказывай себе ни в чем, называется, и даже когда в кармане три рубля, все равно живи по крупному. Затягивают мелочи, они как пиявки на теле, как та суета, которая снует. И даже когда не прет, вот только как во все это въехать, когда все по большому счету именно из мелочей и состоит? И зачастую очень неприятных мелочей, если не сказать конкретнее…. Коллега опаздывал, Погорел заказал бокал пива, сухариков и попросил принести пепельницу. С куревом не вышло, в ресторане уже не курили, закон о борьбе с курением вошел уже в силу, но зато без проблем можно было хрустеть сухариками, что и радовало. Он любил похрустеть под спокойную музыку. Еще пару часов назад совершенно безнадежная ситуация таковой ему уже не казалась. Распечатав пачку сигарет, он извлек из нее одну и, чиркнув привычно колесиком зажигалки, с наслаждением сделал первую затяжку, здраво рассудив, что, если даже нельзя, то ему все равно уже можно. Но не тут-то было, тут же возле столика появилась административная дама со строгим лицом и вежливо попросила его прекратить никотиновое безобразие. Можно было конечно взять за грудки и эту, чтобы и из нее тоже все спесь вытрясти, но, памятуя недавний печальный опыт на стоянке, Погорел тут же отказался от этой мысли. Он извинился, и отправил сигарету в бокал с пивом, попросив принести на замену другой. Окурок немного пошипел, злясь на такую несправедливость, и погас, приказав долго жить. Злая тетка исчезла, и он снов оказался предоставленным самому себе. Вспомнилось вдруг, как они с Кирой попали сюда минувшей зимой. И даже столик, за которым он сейчас находился, кажется, был тот же самый. Иногда так бывает, что случайности совпадают. И не удивительно, ведь после этого они довольно часто сюда наведывались, скорее всего, именно поэтому он и сейчас приехал именно сюда.

Кира тогда сидела напротив и смеялась во все горло какой-то его глупой шутке или плоскому анекдоту. Мягкий свет от двух горящих свечей, стоящих на столе, выхватывал из темноты светлым пятном ее красивое лицо. Глаза ее уже светились коньячным огнем после первой стопочки, а розовые щеки все еще румянились от мороза. Снежинки на волосах уже растаяли, придавая им естественный блеск и удивительную красоту, а замерзшие на морозе пальцы с перламутровыми ногтями грелись в его ладонях. Середина февраля – не самый, надо заметить, майский месяц для уличных прогулок. Правда, они и не гуляли, собирались в кино, но застряли в пробке. В Москве так иногда бывает, что можно застрять на пару часиков, жизнь от этого короче не становится. Ругаясь про себя, что поперся в центр по Волгоградке, он то и дело поглядывал на часы, надеясь все же успеть в кино, и все равно опоздал. На проспекте велись какие-то ремонтные работы, не прекращающиеся даже ночью. Прожекторы освещали площадку и копошащихся на ней в трудовом энтузиазме рабочих таджиков в ярко-красных жилетках, благоустраивающих Москву всеми правдами и неправдами, как бы та не сопротивлялась. Но каждому свое, как говорится… До «Пушкинского» можно было добраться и на метро, тогда бы точно не опоздали. Только надо было добраться еще до самого метро, а вот это сделать, стоя в пробке, было уже гораздо сложнее. Сделать это можно было только пешком, бросив машину в каком-нибудь закоулке, куда еще тоже надо было свернуть. Но даже и пешком они уже не успевали. Тогда он достал из кармана куртки телефон и, набрав номер кинотеатра, представившись самим Жириновским, потребовал отложить начало киносеанса до утра, а зрители пусть пока немного поспят, в карты поиграют на худой конец, пока он не подъедет! Естественно, его вежливо послали, заявив почти дикторским голосом, что даже для такого уважаемого человека это сделать невозможно. А он, что тоже вполне естественно, ничего другого и не ожидал услышать от этих бюрократов от искусства. Кира еле сдерживалась, пока он разыгрывал комедию, и тут же рассмеялась во весь голос, как только он отключил трубку. Ее заразительный смех передался и ему, что и спасло вечер от неминуемого краха. А потом он привлек ее к себе, и они стали целоваться. И оторвать его от этих губ смогли только уже нервные сигналы стоящих за их машиной автомобилей, которым все еще, в отличие от некоторых, было куда-то надо. Машина, что двигалась впереди уже уехала, дорога была свободной, рванул с места и их джип, оставляя позади себя белое облако выхлопа, брызги грязи из-под колес, да еще два билета на ненужный никому уже в этой машине киносеанс. Вот так они тогда и оказались в этом ресторанчике! Добравшись через полчаса до центра, они оставили внедорожник в одном из узких переулков города и отправились пешком бродить по заснеженной Москве, пока и не набрели на этот вот ресторанчик с приличной кухней, где и продолжили свой замечательный вечер. Пили коньяк, слушали музыку и танцевали. Он прижимал ее к себе, нашептывая на ушко всякие непристойности, типа, как он ее хочет, что никакого кино больше не надо, а она только слушала и чуть заметно всей этой чепухе улыбалась. Хочет он… Все бы так и хотели. Иногда их взгляды встречались, и тогда в ее кошачьих глазах он мог видеть свое отражение, чувствуя, что тонет в них, причем без всякой надежды вернуться обратно. Ему так хотелось приручить эту кошку, но с каждым днем он все больше убеждался, что выходит все как раз наоборот – приручался он, а она все так же и продолжала оставаться неприступной незнакомкой, как и месяц назад, когда они только еще познакомились. Все той же – себе на уме кошкой – в любой момент готовой слопать свою мышку. Теперь он думал о ней постоянно, ловя себя на мысли даже на работе, что вместо того, чтобы разбираться в юридических тонкостях очередного договора, сидит и смотрит на дверь кабинета, представляя, как она сейчас в нее войдет. И не надо будет ждать вечера, когда они снова встретятся и пойдут в кино, билеты на которое он приобрел заранее. И пошли, но не попали, но зато оказались здесь, в этом чудном ресторанчике, где и зависли. Он смотрел на нее, она на него, иногда их взгляды встречались .