Алекс Фрайт - Пароль «Форт-Боярд»

Аста быстро поднялась на свой этаж. Сбросила пальто, накинула кофту, от которой собиралась избавиться, и беззвучно открыла дверь, прислушиваясь к тишине в подъезде. Затем спустилась на лестничную площадку ниже. С трудом подняла мешок цемента, поддержала его коленом, чтобы перехватить удобнее, и стиснула зубы, шагнув вверх на ступеньку. Каждое движение с таким весом причиняло невыносимую боль. В памяти всплыл сирийский центр подготовки. Представила, как тащилась после недельного марш-броска по раскалённой пустыне к последней контрольной точке. Тогда перед ней оставалось полтора километра каменистого бездорожья и семь минут до окончания срока. Разбитые в кровь ступни были обуты в самодельные лапти – пришлось резать на полосы камуфляжные штаны. Обвязанная вокруг головы майка почти не защищала от солнца. Под разгрузочный жилет с боекомплектом набился песок и методично растирал голое тело до крови. Давно опустевшая фляжка превратила кожу над костью таза в один сплошной синяк. Не считая «лаптей», на ней были только трусы и этот «лифчик». На шее болтался автомат, периодически пересчитывая ребра магазином. Ни его, ни жилет бросить она не могла – лучше уж сразу пуля в лоб… Тогда она успела, добралась кое-как, даже ещё рассмотрела сквозь мутную пелену перед глазами, как офицер из «Хезболлах» пересчитал все её снаряжение – метательные ножи, гранаты, выщелкнул из магазинов все сто пятьдесят патронов, даже крохотный компас был отмечен крестиком в списке. Потом он поднял большой палец вверх…

Этот мешок цемента сейчас был для неё сродни весу того ненавистного разгрузочного жилета – его она тоже не бросит…

– Раз, два… Брошу…

В спине начала распрямляться раскалённая пружина. Мгновенно вспотевший от напряжения лоб коснулся края ванны. Она достаточно часто измывалась над своим телом на тренажёрах. Обычно в тесных помещениях и без кондиционера, но каждый раз по меньшей мере это было в охотку. То, что она впервые делала сейчас в ванной комнате, было больше похоже на издевательства американского инструктора «мистера Тайсона». Тогда его остановил Джабаль – тихий увалень, с мозолистыми руками крестьянина. Одним ударом приклада он освободил челюсти самозванца-боксёра от шедевра заокеанской стоматологии и, оскалившись собственным щербатым ртом, передёрнул затвор автомата, вгоняя тому в живот полную пригоршню свинца.

– Девять, десять… Курить…

Из зеркала на неё таращилась перекошенная физиономия с выпученными глазами. Помочь этому лицу приобрести нормальный вид могли только два белых круглых тоста с яйцами-пашот, исходящая паром большая чашка обжигающего кофе с кардамоном по-сирийски и… огромный ломоть дыни… Она словно наяву ощутила её аромат и вкус.

– Семнадцать, восемнадцать… Сама…

Она метнула яростный взгляд в зеркало – помимо еды и горячей ванны с пеной ей нужен бассейн с морской водой и жаркое южное солнце. Мешок цемента, упакованный в клеёнку с кухонного стола и наволочку, надавил на плечи и потащил назад вместе с мечтами.

– Двадцать семь, двадцать восемь… Найду Креспина…

Аста закусила губу, чтобы не закричать – острая игла справа у позвоночника вонзилась ещё глубже, хотя глубже, казалось, уже было и некуда.

– Тридцать три… скоро Рождество, а Христа распяли…

Цементная подушка стала неподъёмной, выскальзывала из пальцев и тянула обратно вниз камнем на шее утопленника. Мышцы едва не рвались и не желали ни разгибаться, ни сгибаться.

– Тридцать четыре… возраст… мне… тридцать четыре… пережила его…

Согнуться она уже не смогла. Так и осталась лежать, со свистом и всхлипами втягивая в себя воздух. Мешок под головой, казалось, превратился в монолитный кусок бетона. Сердце бешено прыгало где-то внизу живота, там, где ему было совсем не место. Однако, боль уходила. Полцентнера цемента, упорство и злость загнали её внутрь через «не могу». И теперь эта игла, пронизывающая тело насквозь, медленно растворялась, точно кусок сахара в воде. Аста не торопилась с резкими движениями. Осторожно приподняла голову, сцепила ладони на затылке.

– Тридцать пять…

Её лбу не хватило до края ванны полпальца. Она не стала насиловать себя дальше и обессиленно распласталась на полу, раскинув руки в стороны. Сейчас это был предел возможностей для её тела.

Полковник Каптур тяжело вздохнул. Неожиданная поездка с генералом Горбацевичем ему не нравилась. Совсем! Какая-то суматошная и бесцельная. Кружат по городу так, будто в лесу заблудились. Он давно обратил внимание на то, что и водитель, и офицер госбезопасности за толстым стеклом, разделяющим салон надвое, как-то странно себя ведут, вертят головами из стороны в сторону, словно не уверены в безопасности маршрута. Машина сопровождения шла следом, точно привязанная, едва не уткнувшись своим «кенгурятником» им в задний бампер. Передний джип изредка гукал сиреной и мигал стробоскопами, переливаясь огнями, как новогодняя ёлка.

Глава контрразведки, сидящий слева от Каптура, невозмутимо смотрел перед собой. Через десять минут полковник поёрзал на сидении и кашлянул.

– Товарищ генерал…

Горбацевич бросил на него насмешливый взгляд.

– Надо же, какой официальный?

– Случилось что, Виктор Сергеевич? – полковник постучал в тёмное дымчатое стекло. – Едем, как ждём, что вот-вот что-то произойдёт.

– Ты разработкой по «Хромому» и курьерам полностью проникся?

– Так точно.

– О несчастной судьбе своего предшественника тоже в курсе?

– Понятно… – протянул Каптур. – Опасаемся, товарищ генерал?

– Принимаем меры, – Горбацевич поморщился. – Есть у меня подозрения, что судьба Хижука кое-кого не минует и здесь.

– Что показала эта уцелевшая из его группы?

– Ничего. Отпустили.

Полковник открыл рот от удивления.

– Как это, отпустили?

– А вот так. Ничего на неё как бы и нет.

– Не верю! Полиграф. Правильные вопросы о друзьях. Потом допросить «друзей». Не мешало бы и следователя. Может быть, со следователя и начать?

Генерал дёрнул молнию на своей папке и протянул ему фотографию. Снимок был такой же казённый, как и полиграф.

– Что скажешь? Только на днях удалось получить из-за кордона.

– Она плачет?

– И я так же подумал, когда увидел это фото впервые, – хмыкнул Горбацевич. – И, знаешь, что она сказала на допросе? Пот это. Жарко, мол, там до безобразия. И вообще. Все её ответы одинаковые и односложные. «Почему летели другим рейсом?» – «А я часто так делаю». «Кто такая Кайра?» – «Никогда не слышала о ней». – «Почему ливанцы отказали в помощи?» – «Откуда мне знать – я исполнитель». – «Что конкретно сообщил аналитик по Хромому?» – «Не помню». – «Над чем работал Хижук?» – «У него и спрашивайте. Мёртв? Жаль…». И тому подобная ахинея.