Дарья Согрина – Друк - Нерушимые каменные мосты

Ненависть… В сердце столько ненависти! Мерзкой смолой, липкой и тягучей, она просачивается в каждую клетку организма, пожирая изнутри, превращая в озлобленного отшельника.

Окружающие принимают иллюзорный облик за исчадие ада, не удосужившись разузнать что-нибудь о человеке, о его прошлом, настоящем. Они созерцают тленную оболочку, вынося конечный вердикт, не подлежащий осуждению. Им плевать, что творится в израненной душе, в спутанных мыслях. Люди не желают примерять на себя образ Фрейда и проводить глубокий психоанализ. Они судят о содержание книги, не открывая ее, мельком взглянув на обложку.

Вы рассказывали кому-нибудь о своих проблемах, пристально наблюдая за поведением собеседника? Блуждающий взгляд, скучающее выражение лица, автоматические кивки в знак согласия. А если пересечете черту и ненароком пустите слезу, то перед вами окажется загнанный в ловушку зверь, мечущейся в поисках спасительного выхода. Ваш слушатель предпочтет погибнуть от инфаркта, нежели согласится дальше терпеть размазывание соплей и мелодраматические нюансы исповеди.

Я ненавижу! Да, я ненавижу людей с их фальшивой учтивостью, показными манерами, театральной заботой! Я не приемлю религию, служащую щитом для грешников и трансформирующуюся в святых мучеников. Я презираю Господа! Если предположить, что он все же существует, то так называемый Творец, ничем не лучше Дьявола, созданного им по образу и подобию. Он закрывает глаза на несправедливость, прощает насилие, позволяет совершаться бесчинствам. Он благоволит тем, кто наделен властью, нечистой совестью, подвержен порокам и уверен в своей безнаказанности. В моем сердце нет места для такого Бога, лишь слепая ненависть!

Я пренебрегаю всем миром за не оказанную помощь, в которой так нуждалась, за безразличие в те минуты, когда я стонала словно раненая лань, но все были глухи к моему крику отчаяния, и за ту нестерпимую боль, что мне причинили, невзирая на мои слезы и мольбы.

На этой бездушной планете нет места добру и милосердию! Все вокруг фарс – черная комедия, разыгранная на подмостках мировой цивилизации, где постановщиком спектакля является Господь! Сценарист и зритель в одном лице! Лауреат премий за самую лучшую драматургию! Он дико хохочет, удобно расположившись на небесном троне, созерцая созданную им трагедию, где страдания марионеток доставляют ему неимоверное удовольствие.

Моя вселенная никогда не станет прежней! В моем темном царстве нет места солнечному свету! Здесь я, в сырых подземельях, создаю свой полный мрака мир. На этих просторах есть лишь один хозяин – моя темная сущность. Если Господь разгневан и жаждет поквитаться со мной, что же… Я встречу Его во всеоружии. Никто больше не посмеет причинить мне боль! Никому не позволю унизить себя и втоптать в грязь. Пока мое сердце бьется, и я могу дышать, то буду нести Разрушения и Хаос. Пока жива, я буду жаждать возмездия за ту мерзкую ночь, сломавшую мою жизнь, превратившую мое сердце в обломок гранита. Я отомщу за тот кошмар и безудержный смех Создателя, созерцающего смерть моей души!

Кристи было почти восемнадцать. В ее внешности отсутствовала юношеская наивность, мечтательный взгляд, безграничный оптимизм. Волосы, черные как смоль, спадали длинными неопрятными прядями ниже лопаток, напоминая прическу Оззи Осборна на пике карьеры. Мрачный макияж резко оттенял неестественную бледность кожи. Впалые щеки и темные потухшие глаза, придавали сходства с мертвецами из дешевых фильмов ужасов. Черная одежда с длинными рукавами в любое время года. Каждая мелочь в девушке, словно кричала о том, что она из иного измерения, где живут лишь призраки. Возможно, поэтому она предпочитала кладбище.

Здесь было тихо, казалось, тонкая грань между загробным миром и миром живых исчезала, соединяя их воедино. Под слоями земли тлели кости многолетней давности, или гнили свежие трупы. Но они молчали. Они не испытывали ни любви, ни ненависти, ни жажды, ни голода. Они были холодны к глобальным катаклизмам и ядерным войнам. Покой и безмолвие. Царство скорби и забвения.

Кристи, сидя на гранитной плите, сделала глубокую затяжку. Сигарета, злобно шипя, истлела до половины. Девушка открыла рот и медленно выпустила клубы дыма. Никотиновое облако, похожее на сказочного джина, приняло причудливою форму и поднимаясь к небесам, начало неспешно растворятся в воздухе.

Тишина. Полуразрушенные могильные памятники и склепы, заросшие плющом, почерневшими остовами возвышались на фоне оранжевого заката. Августовский ветерок притих среди кленовой листвы, слегка опыленной багрянцем. Солнце лениво плыло к линии горизонта, не желая отдавать этот мир наступающим сумеркам, притаившимся в тени высокой травы и кустарников.

Кристи потушила сигарету о гранитную плиту, выбросив рядом окурок. Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь безмолвным покоем погоста. Ей совершенно не хотелось домой. Здесь она чувствовала себя в безопасности. В этом месте она не ловила на себе осуждающие взгляды. Рядом с ней не было вечно орущей матери, изображающей из себя набожную даму на публике, а в семейном гнезде превращающуюся в безумного монстра. Здесь не было отца – безмолвного раба строгой супруги, боявшегося молвить слово наперекор. И не было младшей сестры, всюду таскающей Библию в руках и восхваляющую Господа. Кладбище являлось убежищем. Мертвым все равно как ты одета, ходишь ли ты по воскресеньям на мессу. Им плевать на твои невзгоды и радости. Они безразличны ко всему.

Кристи, прищурившись, взглянула на заходящее солнце. На ее лице появилась ироничная улыбка. Черная помада на тонких губах и длинные вечерние тени на лице, создавали пугающий эффект. Словно на мгновение в девочке пробудился демон, жаждущий поработить бренный мир. Кристи поднялась и медленно побрела по заросшей тропинке, пританцовывая. Издалека могло показаться, что чей-то призрак получил второй шанс на земную жизнь и, радуясь внезапной удаче, пустился в безумный пляс.

Это было ничем не примечательное воскресное утро. Солнце, не спеша, поднялось над мегаполисом, обещая жаркий летний день. Горожане лениво покидали душные дома – коробки, совершая утреннюю прогулку, или же с семьей отправляясь на мессу. Даже владелец булочной, с супругой и детьми, в этот день присутствовал на заутрене. Местные жители могли купить румяную выпечку только после службы, когда хозяин заведения возвращался из церкви и открывал двери магазина для всех желающих полакомиться ароматной сдобой и горячим хлебом.

Мария, смотря в зеркало, тщательно пыталась уложить выбившуюся из прически прядь. Она нервно поглаживала пальцами волосы, но они словно взбунтовались, продолжая торчать посреди ровного пробора. Прическа в виде кокона старила женщину. Да, в свои сорок лет Мария выглядела на много лет старше, чем ее ровесники. Возможно, суровый нрав иссушил ее кожу и добавил седины волосам, а может неприязнь к косметике превратила ее в сухощавую старуху, покрытую паутиной морщин. Марию возраст не волновал, как и мнения окружающих по поводу ее внешности. Она была уверена, Бог ее любит такой, какая она есть. Господь отворит врата Рая перед ней, ведь она чтит его законы, трудится во славу Божью и возносит молитвы каждый день.