Илья Деревянко - Нехорошая квартира

— Стой, — скомандовал Боря.

Алексей Юрьевич испуганно озирался по сторонам.

— Но… но… как же?!! — лепетал он.

— Здесь! — злобно оскалился Витя, доставая из спортивной сумки металлическую арматуру. — Вот она, твоя фазенда!

Только теперь Захаров осознал весь ужас случившегося. Он жалобно вскрикнул, пытаясь убежать, но страшный удар в подколенный сгиб швырнул его на землю.

— Будьте вы прокляты, ублюдки, — корчась от боли, простонал бедняга.

В следующий момент арматура с размаху обрушилась на шею, слабо хрустнули позвонки, и жизнь угасла.

— «Енот» скончался от радости при виде нового жилья, — сострил Боря. — Давай, Витя, за руки, я за ноги… И… И, взяли! — Швырнув мертвое теле в трясину, «черные риэлторы» с чувством выполненного долга направились обратно к машине…

Месяцем позже, г. Москва

Старший уполномоченный ОВД Н-ского района г. Москвы капитан Геннадий Бабаев блаженно жмурился и, безбожно фальшивя, насвистывал популярную песенку. Хорошее настроение капитана объяснялось недавней беседой с заместителем начальника по оперативной работе подполковником Лыско. Николай Александрович Лыско слыл в отделении человеком влиятельным, и не только из-за должности. Лыско поддерживал тесные связи с различного рода «большими людьми», ворочавшими громадными деньгами, и, по слухам, сам был далеко не нищим. Машины, по крайней мере, Николай Александрович менял регулярно, т. к. постоянно усаживался за руль в пьяном виде и влетал то в одну, то в другую аварию. Друзья-гаишники его, разумеется, не трогали, однако автомобили портились. Лыско имел тесный круг приближенных из числа сотрудников отделения. Чем конкретно они занимались, никто толком не знал, но их материальное благосостояние росло как на дрожжах. Существовал еще и другой круг, что называется, «на подхвате». В него-то как раз и входил Бабаев. Не вникая в подробности, он выполнял разовые поручения (подставить одного, «прессануть» другого, припугнуть третьего, дать нужные показания и т. д.), получал более-менее щедрые подачки и не терял надежды втереться со временем в полное доверие к шефу. Сегодня давние мечты капитана начали наконец осуществляться. В одиннадцать утра Лыско вызвал Бабаева к себе в кабинет.

— Разрешите, Николай Александрович?! — вежливо спросил Бабаев, слегка приоткрыв дверь и просунув в образовавшееся отверстие голову. Зам. начальника, не отрываясь от телефона, кивнул головой. Геннадий осторожно опустился на краешек стула.

— Да. Да… Угу… Понял, — хрипло бросал в трубку Лыско. — Далеко отсюда — нет? Прекрасно… Ладно… Вечером встретимся!

Закончив разговор, подполковник положил трубку на рычаг, вытер пальцем лохматые рыжие усы и растянул губы в подобии улыбки. Бабаев обратился во внимание.

— Я тобой доволен, — изрек зам. начальника. — Последнее время ты неплохо потрудился. Молодец!

Капитан воззрился на него с собачьей преданностью. Угодливая физиономия подчиненного, видимо, понравилась Лыско. Он одобрительно хмыкнул, прикурил сигарету и продолжал:

— Ты, Гена, насколько мне известно, давно мечтаешь о новой квартире. Тесно небось в двухкомнатной малогабаритке?! А?!

— Вы, как всегда, правы, Николай Александрович, — трепеща от волнения, ответил Бабаев. — Тесно!

— Значит, так! — наслаждаясь ролью благодетеля, усмехнулся подполковник. — Я хочу тебе помочь. Мой старый друг Равиль Закирович Кильдибаев — владелец риэлторской фирмы «Хелп» — продает недорого четырехкомнатную квартиру в нашем районе. Твоя прежняя лачуга пойдет в счет оплаты. Ну, добавишь еще немного денег. Если не хватит, могу поверить в долг. Подходит?

— Я… Я… — восторженно всхлипнул Геннадий. — Я…

— Свободен, — махнул рукой Лыско. — Вечером зайдешь ко мне!

Просияв верноподданнической улыбкой, капитан вышел и с того самого момента пребывал на седьмом небе от счастья. Время, оставшееся до рандеву с шефом, тянулось нестерпимо медленно. Бабаев понимал, что обещанная квартира — аванс за будущие услуги и одновременно прочный крючок, с которого при всем желании не слезешь, но Геннадий и не собирался слезать. «Если таков аванс, то какова же окончательная награда?! — замирая от счастья, думал он. — Не волнуйся, Лысый, я оправдаю твои надежды!» Бабаев догадывался, какого рода будут эти услуги (как пить дать, далеко выходящие за рамки обычного милицейского беспредела), однако атрофированная совесть не беспокоила капитана. И уж, ясно дело, Геннадий ничуть не опасался «закона», давно превратившегося в пустой звук. Прослужив шесть лет в милиции, он крепко-накрепко усвоил главную заповедь мусора: «Прав тот, у кого больше прав». Сегодня, по счастью, у Бабаева выдался спокойный «кабинетный» денек, без выездов и беготни. Механически делая рутинную работу, Геннадий нетерпеливо поглядывал на часы.

Наконец (казалось, будто через сотню лет) наступил долгожданный вечер. В шесть часов капитан набрал телефон Лыско.

— К вам можно, Николай Александрович? — раболепно спросил он.

— Без пятнадцати семь у ресторана «Плакучая ива», [3] Название изменено. — отрывисто приказал подполковник.

Капитан Бабаев вернулся домой в начале первого ночи.

— Ве-р-роника, — заплетаясь языком и лучась самодовольной улыбкой, позвал он жену, — у м-меня д-для тебя сюрприз! И-ик!

— Тише, маму разбудишь! — прошипела Вероника — худощавая, остроносая двадцатипятилетняя женщина на четвертом месяце беременности.

— Будь п-поласковее, — обиделся Геннадий. — Я п-при-н-нес х-хорошую новость, а ты…

— Выкладывай!

— С-скоро п-перее-з-зжаем в четырех… и-и-к… в четырехкомнатную квартиру.

Бабаев раздулся от важности, как индюк.

— Да ну! — присела от неожиданности Вероника.

— Б-баранки г-гну! — с трудом стаскивая с ноги ботинок, передразнил капитан.

— Ах, Геночка, ты, наверное, кушать хочешь, — закудахтала жена. — Я мигом!

— Н-не н-надо, — рыгнул Бабаев. — Желаю спать. Завтра поговорим…

Невзирая на усталость и изрядную степень опьянения, Бабаев долго не мог уснуть. Мысли вертелись вокруг сегодняшней встречи с «большим человеком» Кильдибаевым. Равиль Закирович, низенький, заплывший жиром мужчина лет пятидесяти, которого Лыско называл просто Равиль, был немногословен. Он пошептался о чем-то с подполковником, критически оглядел Геннадия, пошлепал пухлыми влажными губами и заявил: