Лариса Соболева - Рандеву с покойником

До часовни добрались без приключений.

Вот она, часовня девятнадцатого века, воздвигнутая купцом в память о покойной жене. Не тронутая вандалами, но слегка разрушенная временем. Она чернела в нескольких метрах, будто вход в преисподнюю. Семерка вновь остановилась, всматриваясь в зловещую массу из камня. Вход в часовню был забит щитом из досок, успевших прогнить. Два длинных проема по бокам двери перекрыты решетками. Вокруг часовни могилы, могилы… Сплошная жуть!

Не имея больше сил держаться на ногах, Хрусталев мешком плюхнулся на заросший холм без надгробия. Сабельников достал плоскую бутылочку и, не отрывая взгляда от часовни, выпил добрую половину, громко глотая виски. Потом не глядя вытянул руку с фляжкой в сторону. Бутылочка обошла пятерых, все подкрепились глотком. Когда до Хрусталева дошла очередь, он тоже жадно прильнул губами к горлышку, но разочарованно протянул:

– Я так и знал. Мне отказано даже в последнем глотке. Это рок.

– Я внутрь не пойду, – категорично заявил Ежов. – Вдруг там бомба?

Все переглянулись. А ведь на самом деле, в часовне запросто может лежать бомба. Очень действенный способ разделаться с обидчиками разом. И надежный. Завтра начнется: куда делись семь человек? А никуда, исчезли с лица земли, и все! Вот что они не учли, когда собирались на свидание.

– Это разумно, – поддержал Ежова Фоменко. – Нам не стоит туда идти. Если ему так надо, пусть выходит к нам. Верно?

Молчание, разумеется, явилось знаком согласия. Тем временем Бражник поднес руку к фонарю и сообщил:

– Десять минут первого. Интересно, где же Рощин?

И вдруг как гром среди ясного неба раздался голос:

– Я здесь.

Он прозвучал так громко, что компания, вздрогнув, шумно ахнула и застыла. Когда прошел первый шок, все медленно принялись озираться, поворачиваясь вокруг невидимой оси и собираясь в тесное кольцо, ближе друг к другу. Они искали глазами Рощина, но его нигде не было. Быстро подполз на четвереньках к шестерке и Хрусталев – ноги совсем не слушались его. Подполз и перекрестился несколько раз подряд.

– Не ищите меня, не найдете, – сказал Рощин, пожалуй, слишком громко.

– Кажется, голос идет из динамика, – сообразил Бражник, сохранивший присутствие духа. – Он говорит в микрофон… или запись идет.

– Ну, ты! Показывайся! – истерично закричал Ежов. – Где ты? Чего ты хочешь?

– Не бойтесь, вам ничего здесь не грозит. – Голос Рощина остался ровным, он звучал, казалось, отовсюду. Фраза возымела действие, обнадежила. Поджатые от испуга к ушам плечи семерки опустились и даже слегка распрямились. Рощин при жизни держал свои обещания. – Я пригласил вас сюда, чтобы напомнить одну истину: мементо мори! Что означает: помни о смерти! Все вы, господа, рано или поздно упокоитесь…

– Лучше поздно, – прорезался голос у Хрусталева, ему не хотелось умирать.

– Вас ждет сначала слой земли над телом, – продолжал Рощин, – потом о вас позабудут, как позабыли о многих, лежащих на этом кладбище. Но и вы забыли, что все когда-то кончается. Вас семеро. Какое символичное число, не правда ли? Бог создал землю и все живое на ней за семь дней. Я, конечно, не бог, но обещаю…

– Что? Что? – почти беззвучно срывалось с уст семерки.

– Я обещаю уничтожить вас за семь дней, уничтожить вашими же методами. Итак, у вас в запасе семь дней, но не у всех. Мементо мори, господа. И до встречи.

Шок, вызванный этими словами, был подобен катастрофе. С минуту никто не шевелился, даже не моргал, а возможно, и не дышал. Над семеркой парило «мементо мори». И каждый примерял два страшных слова на себя. Из часовни с диким воплем выбежала черная – или очень темная – кошка и умчалась в кусты. Своим неожиданным появлением кошка словно оживила стоявших истуканами. Они отскочили в стороны, уступая ей дорогу. Один Хрусталев остался сидеть на земле, сраженный обещанием Рощина. Он лишь сжался в комочек, когда черная тварь пронеслась мимо.

– Динамики… – первым пришел в себя Бражник. – Он говорил через динамики… Надо отыскать их.

– Что это даст? – прошипел Фоменко.

– Он где-то здесь… – говорил Бражник тихо, оглядываясь. – Он рядом, мы сможем его поймать. Я чувствую его.

– Он пригрозил, что убьет нас? – никак не верилось Сабельникову, медленно приходившему в себя. – Так это может сделать лишь человек. Рощин, выходит, человек, а не…

– Смотрите!!! – крикнул хрипло Медведкин, указывая на часовню.

Кровь снова застыла у всех в жилах. Проем в часовне, расположенный на уровне метра от земли, слабо осветился. В нем стояла фигура в белых одеждах. Отгороженная решетками, она будто нависла над семеркой, казалась таинственной и недосягаемой. Это был Рощин. Его бледное лицо хорошо выделялось на фоне черноты. Зина завизжала, как поросенок под ножом. И она первая выстрелила в фигуру. Открылась пальба по часовне. Стреляли Сабельников, Фоменко, Ежов и Зина. Бражник бросился к неподвижному Хрусталеву:

– Дай пушку!

– На! – бросил оружие тот.

Пистолет упал, Бражник мигом нашел его, но тут на него навалился Медведкин:

– Не смей! Ким – твой друг! Не делай этого!

Грубо оттолкнув приятеля так, что тот упал, Бражник прицелился и выстрелил несколько раз. Вдруг фигура повалилась навзничь, исчезнув из вида, и пальба прекратилась. Сабельников резюмировал, тяжело дыша:

– Так будет со всеми покойниками. Пошли в часовню?

Но, предложив это, не двинулся с места. Бражник и Фоменко взяли фонари и, держа наготове пистолеты, осторожно ступая, пошли к часовне. За ними крался Сабельников, потом Зина. Достигнув входа, Бражник и Фоменко высадили трухлявый щит, подняли фонари над головами и, набравшись смелости, все же переступили порог, оглядели маленькое помещение, заваленное мусором.

– Вот те раз… – протянул Фоменко в полной растерянности.

– Вот те два: где же он? – спросил за спиной Сабельников.

Рощина в часовне не оказалось. Это было еще одно сильное потрясение, которое подтвердило, что потусторонние силы существуют.

Шел пятый час утра. В резиденции Сабельникова семерка в полном составе сидела в гробовой тишине уже часа два. Пили коньяк, мэр – виски, некоторые курили сигарету за сигаретой. Николай Ефремович, находясь в скверном состоянии после приключений на кладбище и выпитого спиртного, позволил чертям оседлать себя. Они забирались ему на плечи, голову, соскальзывали по переносице и плюхались на пол. Неужели никто этого не видел? Мэр косился на присутствующих, стараясь понять, почему те упорно не замечают целую дюжину чертей? Изредка он передергивал плечами, сбрасывая надоедливых нахалят, но те лезли на него снова, издавая кряхтенье и хрюканье. Кто-то подсказал вызвать Куликовского. Позвонили ему. В конце концов, милиция должна защищать граждан… Да, и от покойников тоже. Куликовский прибыл сонный и мрачный, умостил тучное тело в кресло и обвел взглядом семерых встревоженных господ. А господа будто в рот воды набрали – молчок. Мутные глаза Куликовского останавливались на каждом по очереди, но никто так и не начал излагать причину столь раннего вызова.