Илья Деревянко - Хроники майора Корсакова. Том 3. Книга первая

– Не двигаться, твари! Руки за головы! – крикнул Костя. Лысый и прыщавые поспешно выполнили приказ. Красавица начала так же аккуратно одеваться. А Могила даже не шелохнулся.

– Где сутенер? Говори, сука! – зло обратился к нему я.

– Ушел, – усмехнулся Лисянский. – А ты меня не сучи, падла. На четыре точки встанешь!

– Жить надоело, – понимающе кивнул Сибирцев, направив на «честну́ю компанию» трофейный «стечкин». – Ща положу всех одной очередью.

Лысый и прыщавые затряслись, как в лихорадке. Женщина, грациозно изогнувшись, застегнула за спиной лифчик. Накачанные возбудителем животные продолжали бесноваться в своем вольере. Могила поднялся из-за стола, презрительно улыбнулся и шагнул в нашу сторону. Это был широкоплечий мужчина лет сорока пяти, со светлыми волосами, подстриженными под «ежик», одетый в джинсы и в черную водолазку, с незажженной сигаретой в руке. Ну, один в один, как описала Малышева того незнакомца на лестнице!

– У меня гемофилия, – хладнокровно сообщил он. – Если продырявите плечи – до допроса не доживу. Попробуйте взять голыми руками, если не боитесь. – Он внезапно направил сигарету мне в лицо. Я рефлекторно отклонился. Послышался негромкий щелчок, и вылетевшая из «сигареты» игла вонзилась в шею одному из прыщавых. Закатив глаза, тот рухнул на пол.

– Мощное успокоительное, – все так же холодно пояснил Лисянский. – Когда животное на съемках выходит из-под контроля…

Бац! – его ступня неожиданно врезалась в грудь Сибирцеву. Майора отшвырнуло назад.

– Разберись с оставшимися двумя, – бросил я Косте и ядовито-ласково обратился к Могиле: – Ну-с, гемофильный терминатор ты наш, иди к папочке! Кровь обещаю не пускать, но потроха отобью.

– Размечтался, фраер дешевый, – презрительно скривился он. – Таких, как ты, я десятками в стойло ставил… Кий-я-я-я!!! – высоко подпрыгнув, он попытался садануть мне ботинком в переносицу. Мягким блоком, переходящим в захват, я увел атакующую конечность вниз по часовой стрелке. Перевернувшись в воздухе, Лисянский приземлился на четвереньки, получил от меня ногой под ребра, с хрипом откатился к столу, с грехом пополам поднялся и принял каратистскую стойку. Лицо его из надменно-презрительного превратилось в жалкое, перекошенное от боли и… страха.

– Ну и чего ты понтовался, придурок? – искренне удивился я. – «Десятками… в стойло»… Да куда тебе! Тоже мне, супервоин! Заурядная киука-шинкай. Максимум – коричневый пояс. Слушай, тебе правда потроха отбить или сам сдашься, здоровье побережешь?!

Вместо ответа Могила вновь попытался атаковать (вот ведь упрямый дятел!), нарвался на прямой встречный в подбородок и потерял сознание. Перевернув его лицом вниз, я защелкнул на широких кистях самозатягивающиеся наручники, сноровисто обыскал одежду, обнаружил связку ключей, сунул ее к себе в карман и осмотрелся по сторонам. Давешней красотки в помещении не было. В дальней стене виднелась распахнутая настежь дверь. В вольере с возбужденными козлом и павианом жались к решетке лысый с прыщавым. Четвероногие порно-звезды рвались с цепей, норовя дотянуться до них.

– Разобрался, изолировал, – перехватив мой взгляд, лаконично пояснил Сибирцев.

– Ни-и-и-на-а-а-ада!!! – хором верещали оба ублюдка. – Цепи непрочные. Вы-пус-ти-те-е!!! Они же нас вместо той бабы!..

– Женщина когда ушла? – не обращая на них внимания, спросил я товарища.

– Не знаю, – пожал плечами Костя. – Наверное, пока я этих в вольер закидывал.

– Ну, пойдем тогда. – Я подобрал с пола видеокамеру, убедился, что она не пострадала при падении, повесил на плечо и обратился к Сибирцеву: – Тащи наверх нашего каратиста, а я пойду первым – подстрахую. Если там еще один пост, то попадем как куры в ощип…

Поднявшись по длинной каменной лестнице, мы очутились на заднем дворе клуба. Никакого поста там не оказалось. В небе мерцала россыпь звезд, бледно светила луна. Из окон «Альфы-К…» доносились пьяные вопли, игривые взвизгивания шлюх и обрывки непотребного пения волосатого «барда». Там вовсю продолжалось веселье. Посреди двора стояли два одинаковых черных «Мерседеса».

– Который твой? – спросил Сибирцев очнувшегося Лисянского, с силой потянув наручники вверх.

– Об-ба-а-а! – болезненно простонал пленник. – Но левый… немного… барахлит. Хва-а-атит!

– Сигнализация? – будто не слыша его, продолжал Костя.

– Отключена! Мои тачки зде-есь никто-о-о не посмеет тронуть… Отпусти-и-и-и!

Я сделал знак напарнику. Тот немного ослабил давление.

– Где ключи от правого? – Я поднес связку к глазам Могилы.

– Вот. – За отсутствием рук он ткнул в нужный ключ носом.

– Отлично, – улыбнулся я. – Давай прокатимся в одно уютное местечко!..

«Уютное местечко» представляло собой старинное, заброшенное кладбище самоубийц за чертой города. Облюбовали мы его в процессе подготовки операции, исходя из следующих соображений:

1. Кладбище издавна пользовалось дурной репутацией, а потому, даже бомжи, наркоманы и пьяницы, предпочитали сюда не соваться. Ни днем, ни, тем более, ночью.

2. Удобство проезда. Оно находилось в пятнадцати с половиной километрах от кольцевой дороги, метрах в пятистах от Ленинградского шоссе. То есть нам не приходилось петлять по улицам Н-ска.

3. Поскольку кладбище заброшенное, никем не посещаемое, то тут и схороним господина Лисянского, ежели вдруг помрет при наркодопросе…

Затормозив у ветхой полуразвалившейся ограды, я первым вышел из машины. Следом вывалился Могила, грубо вытолкнутый Сибирцевым. Затем появился сам Костя, пошарил в кустах и достал оттуда две заранее приготовленные лопаты.

– Это зачем? – голос «крутого» заметно дрогнул.

– А ты угадай, – подмигнул я.

Костя зловеще ухмыльнулся. По телу Лисянского прошла длинная судорога, губы затряслись. Лицо превратилось в маску безмолвного ужаса.

– Топай, – пихнул его в спину я. – И не бзди… пока. Если будешь себя хорошо вести, лопаты, возможно, и не понадобятся.

Приободренный таким образом пленник понуро зашагал среди осевших, неухоженных могил без крестов. Первым шел Сибирцев, выбирая удобную площадку (или полянку). За ним – сгорбленный Лисянский и в арьергарде – ваш покорный слуга. Вокруг стояла мертвая тишина. Простите за избитое выражение, но тишина действительно была мертвой: ни криков ночных птиц, ни звуков, ни шорохов… Словом, ничего! Только легкий шелест наших шагов по неровной тропинке. Повсюду, окруженные прошлогодним бурьяном, росли старые, корявые деревья. В бледном свете луны они отбрасывали странные, шевелящиеся тени, похожие на чудищ из кошмарных снов. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Сильно пахло гнилью и плесенью. Короче, местечко было то еще! Даже у такого толстокожего типа, как я, нет-нет да пробегали по спине мурашки. Как потом признался Костя – у него тоже. А Лисянского вовсе колотил зверский озноб. Время от времени авторитет жалобно всхлипывал и пускал носом пузыри. Дошел, голубчик, до кондиции!..