Елена Милкова - Охота на Скунса

— Совсем порешил, — наконец прошептал кто-то. Внезапно от стены у двери отделилась тень, вернее, высокий и очень худой человек в очках.

— Надо кровь остановить, — сказал он. — Есть что-нибудь, тряпка какая, не очень грязная?

Говорил он тихо, вполголоса, но в камере стояло такое гробовое молчание, что его голос прозвучал оглушительно громко.

Потрясенные зэки молчали. Наконец тот самый мужик, с которым Кныш начал скандалить, сказал:

— Так рубаху порви на нем.

— Да, действительно.

Человек-тень разорвал рубаху Кныша, но перевязывать рану не стал, а склонился над ней и как будто зашептал что-то. Он говорил очень тихо, и слов никто разобрать не сумел. Но кровь, только что заливавшая квадратное лицо коротышки, заметно пошла на убыль, а затем и вовсе остановилась. Человек в очках провел обрывком рубашки по лбу: рана больше не кровоточила.

Зэки вздохнули от изумления.

— Господи, — сказал мужик, с которого все началось.

Человек в очках положил ладонь на лоб Кныша и держал минуты две-три, а когда отнял руку, рана выглядела уже совсем по-другому, как будто даже начала затягиваться.

— Ты кто будешь? — первым отошел Ржавый.

— Савва, — ответил человек-тень.

— Морозов, что ли, Савва-то? — хмыкнул вор, чтобы показать, что он не потерял самообладания.

— Пусть Морозов, — согласился Савва.

— Ты по какому тут случаю? — продолжал спрашивать Ржавый, возвращаясь к чуть не утраченной роли держателя камеры. Авторитет обязывал его ничему не удивляться, даже когда новый человек появляется внезапно сам собой, как будто пройдя сквозь стену.

— Нарушение паспортного режима, — спокойно ответил Савва, глядя вору прямо в глаза. — И для установления личности.

— Ясно, значит, и сам никто, и звать никак, — улыбнулся вор. — Да ты садись, Морозов, присаживайся. Эй, — крикнул он, — манатки Кныша сбросьте там, его место занято.

Мужики немедленно исполнили приказание, и немногочисленные пожитки все еще бесчувственного Кныша оказались сброшенными на пол.

— Кури, — предложил Ржавый Савве.

— Спасибо, — ответил тот просто. — Я не курю.

— И не пьешь? — спросил вор.

— Пью, — кивнул Савва. — Воду пью, квас, взвар, даже молоко иногда.

— Ну ты шутник! — захохотал Ржавый, и все зэки также с готовностью заулыбались. — А как насчет женского полу?

— Нормально, — пожал плечами Савва.

Он хотел прибавить, что душа не имеет пола, но не стал.

— Ну-ну, — сказал Ржавый и замолчал.

Парень был странным, каким-то совсем чудным, но не опасным. Вор так до конца и не мог понять, как тот очутился у них в камере. Не сквозь стену же он прошел. Ржавый повидал на свете немало и знал, что в жизни случается много всякого необъяснимого, но сквозь стены все-таки живые люди не ходят. А потому он сообразил, что нового обитателя камеры привел вертухай, но новичка по какой-то причине никто не увидел, вернее — не заметил. Это было странное, но все-таки самое разумное объяснение. Ржавый, может быть, и отмел бы его как неосновательное, но он один знал, как близок он сам был к смерти, когда Кныш бросился на него с заточкой. Он не успел бы увернуться и понимал это. И не он повалил разъяренного коротыша. Значит, это сделал Савва, больше было некому. Он спас Ржавому не только жизнь, но и кое-что куда более дорогое — авторитет. Потому что без авторитета его жизнь стала бы такой, что смерть показалась бы слаще. И он знал, что Савва это тоже знает.

Ржавый снова посмотрел в глаза новенькому. Но темные глаза смотрели спокойно. Опасности в них не было.

Ржавый не стал бы авторитетом, если бы не обладал тонкой интуицией. Он нюхом чувствовал предателей и наседку определял сразу, с первого взгляда. А особенно хорошо у него было развито чувство опасности, которое не раз спасало ему жизнь. Так вот Савва был не враг, а друг. Это Ржавый знал точно. И не просто друг, а еще и такой, что не станет впоследствии тащить одеяло на себя.

— Не куришь, значит? Ну-ну, — снова задумчиво повторил Ржавый. Он обвел глазами камеру. Зэки сидели молча и ждали, что он сделает дальше. А делать что-то было надо. Например, взять и удавить этого Савву Морозова. Деяние жестокое, но сильно укрепит авторитет, который все-таки сильно пошатнулся. Или? Он снова посмотрел на Савву.

— Какой-то ты непримечательный. Или слово волшебное знаешь? Тебя ведь вертухай привел? А мы тебя не увидели. Как ты это объяснишь?

— Плохо смотрели, — пожал плечами Савва и вдруг сказал: — А вы, Василь Палыч, зря так на меня.

Все остолбенели. Откуда этот новенький мог знать Ржавого по имени-отчеству? У воров так обращаться было не принято. Значит, узнать это он мог только от ментов или следаков, а следовательно, он и есть самый настоящий подсадной. Это ж надо так проколоться! На лбу себе бы лучше написал красными чернилами: «Стукач». Ржавый нахмурился.

— А мое имя-отчество тебе кто сказал? — спросил он.

— Никто, — ответил Савва. — Я подумал, что вас зовут Василь Палыч, — он внимательно посмотрел на вора, — Горюнов. Так?

— Так-то так, — сказал Ржавый. — Только лучше бы ты этого не знал. Жил бы дольше.

— Вы мне не поверили, а зря, — покачал головой Савва. — Вы вот сейчас думаете, как меня лучше убрать: самому придушить, что, конечно, вам будет нетрудно, или напустить на меня Звонаря с Татарином. Вы склоняетесь ко второму — и знаете почему? Потому что вам меня жаль.

Этого уже никакие вертухаи знать не могли. Неужели мысли читает?

— Нет, — покачал головой Савва. — Я не читаю, я угадываю. Иногда получается, обычно нет. Для этого специальный настрой нужен.

Ржавый впился глазами в глаза Саввы и подумал: «Ну и что мне с тобой делать?» Думал он медленно, по слогам, громко, как если бы разговаривал с глуховатым ребенком.

— Ржавый, — сказал после долгого молчания Савва уже совсем другим тоном, — проблема есть. Что с Кнышем делать? Он ведь оклемается скоро, а злобу он на всех затаил. Доверять ему нельзя. Ждать он будет сколько нужно, но потом обязательно снова попытается до вас добраться.

— Пришить подлеца, — проворчал вор, который понял ход мысли Саввы: отвлечь сокамерников и перевести их внимание на внешнюю проблему.

— Можно иначе, — задумчиво сказал Савва.

— Опустить, что ли? — не понял Ржавый, но, подумав, кивнул: — Хорошая мысль. И зубы все повыбить. Будет всю жизнь сидеть у параши.

— Да и это не обязательно, — сказал Савва. — Погодите, я посмотрю, что с ним.

Он поднялся с нар, и в этот самый момент коротышка ожил. Он открыл глаза, перевалился со спины на бок и ненавидящими глазами уставился на Савву.

— Самого опущу, — хрипло сказал он. — Только подойди.

По-видимому, он пришел в себя давно, но не показывал виду, чтобы прояснить ситуацию.

Савва остановился, снял очки и медленно, тихо проговорил: