Анатолий Дроздов - Месть колдуна

– Сама знаешь.

– Ну… – в наушнике радостно вздохнули. – Столько времени прошло… Короче, я жду.

В наушнике запипикало.

С армейских времен я привык одеваться быстро. Но в этот раз пальцы почему-то подрагивали и не попадали в петли накрахмаленной белой сорочки. Хуже всего пришлось с галстуком – скользкий, мягкий шелк повиновался плохо, никак не желая свиваться в привычный шикарный узел.

– Помочь?

От неожиданности я вздрогнул. Аня стояла в дверном проеме кухни, неласково наблюдая за моими мучениями. Я понял: все слышала. Черт, совсем про нее забыл!

– Сам справлюсь. Лучше вызови такси.

Она скользнула к аппарату, набрала номер и быстро назвала адрес. Я мысленно улыбнулся – моя школа!

– Будет через пять минут, – она смотрела на меня все также неласково. – Вернетесь скоро?

– Когда захочу, – я, наконец, справился с галстуком и решил поставить ее на место. Кто кого в конце концов приютил? – Впрочем, можешь закрываться на цепочку. Позвоню, если что…

– Будете ночевать у нее? – в голосе Ани звучала уже нескрываемая ревность.

– Как захочу. Тебя это не касается. Ясно? – разозлился я.

– Она вам уже три раза звонила, – Аня словно ничего не заметила. ("А ты мне не сказала,– мысленно отметил я, – ну, погоди…") – Не надо вам туда, Викентий Иванович, останьтесь…

Вместо ответа я с силой впечатал входную дверь в косяк…

– Ты почему не ешь?

– Сыт.

– Чем? Любовью?

– Просто успел поужинать.

– А что это за девушка отвечала мне на звонки?

– Секретарша.

– С каких пор секретарши живут в одной квартире с шефом?

– Что делать, когда бьет и выгоняет на улицу родной брат?

– Ты, значит, пожалел и приютил?

– Больше некому.

– Она, как я поняла, к тебе неровно дышит.

– Это ее проблемы.

– Сколько ей лет?

– Девятнадцать.

Она чуть не переломила вилку пополам.

– Ты хочешь сказать, сатир старый…

Я захохотал так, что за соседними столиками стали оглядываться. Лицо ее побелело, а глаза стали сухими и страшными.

– Слушай, Ксюша, полотора года прошло. И ты прилетела сюда только затем, чтобы закатить мне сцену ревности?

Глаза ее на мгновение стали неподвижными, а затем набрякли влагой. Я быстро пересел на свободный стул рядом с ней и спрятал ее лицо у себя на груди. Вовремя. Иначе на нас смотрел бы весь зал…

– Как ты можешь, скотина?! Да я… Я целый год телефоны обрывала… Твой не отвечает, а девчонки, что тогда на Мальту с тобой приезжали, говорят: фирму закрыл, сам пропал. Я не знала, что думать, – она затяжно и глубоко всхлипнула, на мгновение оторвавшись от моей повлажневшей рубашки, – хорошо про Костю вспомнила, поехала к нему…

– Он тебе все сказал?

– Что ты теперь колдуном каким-то работаешь. Что имя сменил…

– Знахарь я, – машинально поправил я. – А им имена менять положено. Про Люсю говорил?

– Что "про Люсю"? – она смотрела на меня снизу вверх, вся подобравшись. – Я постеснялась спрашивать. Да он и не очень хотел разговаривать – еле телефон твой выпросила. Вы развелись?

– Можно сказать и так. Похоронил. Вскоре после Мальты.

Она отстранилась, и лицо ее снова стало белым.

– Как?..

– Автокатастрофа. Я тебе рассказывал, какая она своенравная. Она и по дорогам хотела ездить, как ей хотелось. А тут грузовик по встречной полосе…

– Почему ты мне не сказал? Почему?..

– Потому что ты обрадовалась бы.

Несколько мгновений она растерянно смотрела на меня. Затем опустила голову.

– Извини. Я думала, что ты ее не любишь.

– Я тоже так думал.

Это была правда – лет через пять после свадьбы я понял, что не люблю свою жену. Но разводиться по этой причине было глупо – в квартире носился по комнатам и вовсю задавал свои детские вопросы Костик, и я утешал себя тем, что легко находил забвение на стороне. Благо Люся при всем своем равнодушии к сексу считала себя неотразимой и даже в мыслях не допускала, что ей могут изменять.

Несмотря на патологическую самовлюбленность, она была неплохой женой: держала дом в порядке, ревностно растила Костика и заставляла мужа развиваться. Благодаря ее понуканиям я заочно закончил военное училище тыла, затем институт иностранных языков и даже дослужился до старшего лейтенанта. Но потом все поменялось. Военная служба перестала считаться престижной, а Люся передумала быть офицершей. Женой бизнесмена ей нравилось больше. Благодаря ей мы перебрались из захолустного городка, где стоял батальон десантно-штурмовой бригады, в столицу края и сделали это вовремя – свободная продажа жилья была еще новым делом, и мы купили хорошую квартиру у отъезжавших на историческую родину граждан буквально за копейки – вернее, за рубли. Вся страна в те времена рвалась из надоевшего социалистического лагеря за границу: туризм, как бизнес, не рос, а летел; и за два года я обставил новую квартиру всем, что душа (естественно, Люси) желала. Я сам купил ей давно обещанную машину – новенький и скоростной "фольксваген-гольф." Лучше бы старый "мерседес", который, как мне сказали позже, смог бы выдержать такой фронтальный удар…

До Люсиной гибели я двадцать лет не плакал… И мне не хотелось тогда, чтобы кто-нибудь радовался случившемуся. Особенно в квартире хозяина "Гранд-отеля" на острове Гоццо…

Последние слова я, кажется, произнес вслух. И тут же пожалел – она едва не задохнулась под напором не сказанных слов.

– У тебя очень хорошая, искренняя девочка, Ксюша. Она в тот вечер, прежде, чем дать мне номер телефона, сказала, у кого ты… – А ты – злой… – она говорила медленно, тщательно подбирая слова. – Ты же ведь знал все, прежде, чем меня к себе в номер тащить. Ведь знал?..

– Знал. Но мне потом кое-что пообещали. А я тебя за язык не тянул…

– Да я к нему по делу зашла! Там одной девочке надо было задержаться, у нее деньги украли наркоманы в Валетте. Надо было договориться…

Она говорила с искренним возмущением. Возможно, все было и так. Возможно… Что-что, а договариваться… Когда ей не удалось убедить меня остаться, она задержала на Мальте всю группу. В аэропорту вдруг выяснилось, что наши места на рейс "Аэрофлота" почему-то продали в Касабланке и что нам теперь ничего не остается, как задержаться на острове три дня. "Мультик-миллионер" все эти дни ходил зеленый – ему пришлось, как принимающей стороне, взять на себя все расходы. Я до сих пор не представляю, как это удалось Оксане, но то, что всю эту историю заварила она, понял еще в аэропорту. На обратном пути в отель она сияла, как полная луна, а когда мы вошли в номер, там уже ждало серебряное ведерко с бутылкой шампанского и ужин на двоих…

В те три дня я действительно поверил, что все свои двадцать восемь лет она ждала только меня. Что беременность в четырнадцать и роды в пятнадцать, затем собственный престижный магазин в Москве, муж-дипломат, разорение, поспешный развод, вынужденное бегство от бандитов-кредиторов за границу – все эти испытания, выпавшие на ее долю, посланы судьбой только затем, дабы стройная природная блондинка с глазами цвета горького шоколада, гремучая смесь степных хохлов с поволжскими немцами, познала истинную цену самостоятельного мужчины сорока лет, пусть небогатого, но сильного и находчивого. Мне в это так хотелось верить. Пока Танюша, милая, но избалованная девочка, с которой мы тогда на острове успели подружиться, не сказала мне, только что овдовевшему и ищущему утешения, где ее мать…