Галина Романова - Рыжая-бесстыжая

Слезы, мольбы, угрозы, попреки… Всю ночь до раннего утра бесновался молодой супруг, не давая ей покоя. Настина цитадель, ограниченная размерами кровати, не раз подвергалась нападениям неудовлетворенного мужа. Но, лишившись поддержки мамы, он так и не дерзнул вновь решиться на насилие.

К утру силы у них обоих, наконец, иссякли. Он затих, свернувшись клубочком где-то на полу. А Настя, ни к кому конкретно не обращаясь, засыпая, тихо промолвила:

– Я соглашусь на все ваши условия… На все… Лишь бы никогда, никогда не видеть вас больше…

Условия, выдвинутые Маргаритой Николаевной, могли бы повергнуть в состояние шока любого простофилю, лишенного малейших намеков на практичность, но, невзирая на это, Настя с ними согласилась. Она безропотно позволила водить себя по различным инстанциям, подписывала многочисленные документы о разводе и намечающемся родственном обмене, не переставая лелеять в подсознании одну-единственную надежду на то, что вскоре избавится от назойливого присутствия в своей жизни пронырливых родственников.

Возроптать ей пришлось лишь единожды, когда алчная свекровушка собралась прибрать к рукам старинную мебель красного дерева из теткиной квартиры.

– Оставьте мне хотя бы это!!! – взорвалась она от такой вопиющей наглости.

– А зачем тебе? – совершенно искренне удивилась Маргарита Николаевна. – Та квартирка полностью обставлена…

То, что она называла обстановкой, состояло из скрипучей полутораспальной кровати, пары продавленных кресел, видимо, шагнувших на гнутых ножках из весьма далеких времен, и черно-белого телевизора на обшарпанной тумбочке с полуоторванной дверцей, сборной солянки из разномастных кухонных шкафов и громыхающего на всю квартирку холодильника «Мир».

– Нет! – твердо отрезала Настя. – Мебель не отдам. Заберу всю!

– Куда же ты будешь ее ставить, милочка?! – всплеснула руками свекровь и огорченно заметила: – Жадность твоя тебя до добра не доведет…

Неизвестно, куда бы завели Настену эмоции, переполнявшие ее душу в тот самый момент, но тут на помощь вновь пришла Нинка Калачева. Ввалившись в ее хрущобу поздним июльским вечером и выслушав житейскую историю подруги, она обошла метр за метром ее убогое жилище, озабоченно почесала аккуратный носик и удрученно пробормотала:

– Такую шикарную четырехкомнатную квартиру профукать могла, конечно же, только ты.

– А что я могла сделать? – пискнула из продавленного кресла Настя. – Он теперь мой законный супруг, значит, имеет полное право на свои метры. Мама – его бесплатное приложение. С ним одним я бы еще могла повоевать, но когда их двое!..

– Ладно, – обреченно махнула та рукой. – Что с мебелью?

Настя скороговоркой выпалила, какая у нее возникла проблема с разделом деревяшек, и едва не подскочила на месте, когда Нинка взревела дурным голосом:

– А вот х…р ей!!! Ишь чего удумала – мебель ей подарить!!! Они и так тебя обвели вокруг пальца, как последнюю идиотку. Но тут есть объясняющий подобную ситуацию фактор: девка – сирота, ума не особо много, свекровь – гарпия с завидным положением и уважением в обществе. Против такой переть, что ссать против ветра. Но мебель?! Нет!!! Перво-наперво обставляешь квартиру, а что не вместит твоя халупа, сбудем по хорошей цене.

– Кому? – вздохнула Настя, ни минуты не веря в успех данного предприятия.

– А вот ей же и продадим! – хитровато подмигнула ей Нинка.

Теория Дарвина, невзирая на многочисленные противоречия и споры маститых ученых, все же имела под собой серьезную основу. Поскольку Нинка, порядком поднаторев в мастерстве общения с братьями нашими меньшими, безошибочно угадывала в людях некие скрытые пунктики, от которых те так и не смогли избавиться в процессе эволюции.

Маргарита Николаевна согласилась со всеми ее условиями. В результате их переговоров однокомнатная квартира на седьмом этаже, принадлежавшая теперь Настене, приобрела какое-то подобие обжитости и уюта. А не вместившаяся мебель была обменена на машину «девятку», которая после смерти мужа Маргариты Николаевны стояла заброшенной в кооперативном гараже.

– Все же лучше, чем ничего, – философски изрекла Нинка, и Настя с легким сердцем согласилась.

Перспектива приобретения собственного средства передвижения радовала ее куда больше, чем пара шкафов и старинный тетушкин комод. Переписав на ее имя технический паспорт автомобиля и вручив ей его лично в руки, Маргарита Николаевна улыбнулась и голосом слаще патоки попросила:

– Ты уж не обижайся, если что не так… Будешь скучать – звони… Все же мы тебе не чужие. Да и Андрей сам не свой ходит с тех самых пор, как ты решила с ним порвать…

Если Настю и насторожило что-то в этом медоносном монологе, то времени и терпения понять и прочувствовать, что именно, у нее не было. Ей неудержимо хотелось избавиться от всей этой мерзости, от этих людей, родство с которыми хотя и не было особенно продолжительным, но обременительным явилось уж точно.

– Теперь ты заживешь… – мечтательно протянула Нинка провожавшей ее на автовокзале Настене. – Своя квартира, своя тачка. Работа нормальная. Да и сосед, я скажу тебе, – это нечто…

Настя расцеловала подругу на прощание в обе щеки и на ноте радостного душевного подъема поспешила к себе домой.

Благодушное настроение, умело вкрапленное Нинкой ей в душу, позволило немного расслабиться и порассуждать…

А ведь и действительно все не так уж плохо. Она – молодая, перспективная учительница, в которой детвора просто души не чает. У нее своя машина, вон как резво бежит по проспекту. Квартира, пусть малогабаритка, а задуматься, то куда ей одной четырехкомнатные хоромы. Вот немного придет в себя после замужества и сделает ремонт, благо летних каникул еще полтора месяца. А там, глядишь, что-нибудь и на личном фронте переменится…

Здесь ее сердце сделало резкий скачок и неистово заколыхалось. А ведь Нинка, прозорливая стервозина, что-то наверняка да углядела. С чего это она вдруг про соседа речь завела? Неужели Настена опять что-то сделала не так и чем-то смогла выдать себя? Она и самой-то себе боялась признаться в этом и до сих пор недоуменно чесала в затылке: что же на самом деле явилось доминирующим фактором в ее решении совершить этот, мягко говоря, неравноценный обмен. Сыграло ли тут роль ее желание избавиться раз и навсегда от потных рук супруга, или виной всему стали голубые глаза Антона, смотревшие на нее с насмешливым прищуром?

– Он же вылитый Брюс Уиллис! – ахнула Нинка, впервые его увидев.

И Настю словно обдало изнутри. Вот откуда в ней это беспокойство, всякий раз возникающее при встрече. Вот отчего эта немного склоненная к правому плечу голова напоминала ей кого-то до боли знакомого. А уж что говорить о том, как ей каждый раз становилось не по себе, когда она ловила завораживающий взгляд его полуприкрытых ресниц…