Галина Романова - Рыжая-бесстыжая

На пятом году Настиного студенчества супруг ее тети неожиданно слег и, проболев пару месяцев, скончался. Тетка осталась одна в огромной – более ста метров – благоустроенной квартире с добротной старинной мебелью. Она было вновь обратила свой взор в сторону несговорчивой племянницы, но та к тому времени дала слово декану, что поедет работать в одну из самых малоперспективных деревень, и заставить ее свернуть с этого пути не смогли бы даже силы небесные. Вот и коротала свой век одинокая женщина, живя короткими и нечастыми встречами с Настеной. Вязала красивые ажурные шали, скатерти и салфетки, коими потом забивались ее многоярусные шкафы. Сиживала долгими зимними вечерами с книжкой в обществе здоровущего черного кота, прозванного Магистром. И описывала в длинных и подробных письмах к племяннице свое одинокое времяпрепровождение. Из этих писем Насте было доподлинно известно, кто и когда в «пентагоне» родился, кто женился и умер. Как назвали первенца молодожены с площадки на четвертом этаже соседнего подъезда. Каким образом удавалось пожилой женщине, практически не выходившей из дома, узнавать все эти подробности, для Насти оставалось загадкой…

В радостном предвкушении встречи, подняв глаза на окна второго этажа, она неожиданно почувствовала, как внутри у нее что-то тихонько и тревожно заныло. Час был не ранний – половина седьмого вечера. Уже достаточно успело смеркнуться для того, чтобы обитатели этих трех домов зажгли свет в своих окнах. Но вот теткины окна отчего-то были темны. Прежде такого не бывало никогда.

Стараясь не питать услужливое воображение ужасными картинами, Настя влетела в подъезд и в два прыжка поднялась на площадку второго этажа. Но воображение притормозить не удалось. Тяжелая дубовая дверь теткиной квартиры была заперта и, что самое страшное, опечатана маленьким грязновато-лиловым клочком бумаги с расплывчатым подобием штемпеля.

– Ч-что это?! – сипло выдавила она, обращаясь к соседке по площадке, которая высунула нос из-за двери своей квартиры. – Алла Ивановна! Что это?!

Та смерила девушку неодобрительным взглядом поросячьих глазок и зачастила, срываясь на фальцет.

Из ее пространного монолога Насте с трудом удалось уловить, что ее тетка ушла из дома две недели назад и не вернулась. Никто бы и никогда не обратил внимания на отсутствие «нелюдимой грымзы», если бы не взбесившийся кот Магистр. Тот то ли от голода, то ли от переживаний за свою хозяйку начал жутко орать и кидаться на окна. Самые сердобольные вызвали милицию и представителей ЖЭКа. Дверь взломали. Кота накормили. Тетку нашли чуть позже… в трупохранилище.

Справка, вложенная в руки все тех же соседей по дому, гласила, что старушка скоропостижно скончалась от инсульта. Суровый санитар, злобно осмотрев притихших людей, безапелляционно заявил о полном отсутствии свободных мест и огромной цене на имеющиеся свободные. В результате недлительных переговоров тетю решили похоронить за счет местных органов власти как спутницу жизни одного из выдающихся работников КГБ, ныне также покойного…

– А что же мне не сообщили?! – оторопело выдавила Настя, все еще не осознавшая до конца всей тяжести случившегося. – Я же ее единственная родственница!!!

– Хороша родственница, если родную тетку раз в четыре месяца навещаешь! – фыркнула соседка и, напоследок осуждающе сверкнув глазами, хлопнула дверью.

Рано потеряв родителей – они погибли в автокатастрофе, – Настя не жила в мире иллюзий и знала, что все люди смертны. От визита к визиту она отмечала, как стареет ее тетушка. Как, украденные временем, тают ее силы. Мысленно она не раз прокручивала ситуацию ее кончины, отодвигая этот рубеж до необозримых временных далей. Ей виделась тетушка на смертном одре лет, скажем, через двадцать. Истлевшая старушка, к тому времени отметившая свое девяностопятилетие. Ее маленькая ручка в Настиной ладони и масса напутственных речей, не внять которым она не смогла бы. Но чтобы вот так… Чтобы быть подобранной на улице как последняя бродяжка…

Нет, это был слишком жестокий удар судьбы. Жестокий и несправедливый. Осознать это Настене удалось лишь на четвертые сутки. Повинуясь указаниям начальника местной жилищной конторы, она пробегала четыре дня, собирая документы и подписи по различным ведомственным организациям. Где-то к ней относились с сочувствием, где-то с равнодушием. Некоторые выказывали прямо-таки откровенную враждебность. Но она, подстегиваемая дефицитом времени, проявляла завидное упорство, снова и снова стучалась в труднодоступные чиновничьи двери.

В конце четвертого дня беготни она все же переступила порог теткиной квартиры с переписанным на ее имя ордером.

– Не оформи она вовремя документы, не видать бы вам этой хаты еще полгода, – констатировала вальяжная блондинка в регистрационной палате. – Молодец бабуська, все предусмотрела…

Не могла бабуська предусмотреть лишь одного – как будет тяжко без нее Настене. Щелкнув замком входной двери, девушка прошлась по опустевшим комнатам и с невероятной болью в сердце поняла, что уехать отсюда уже не сможет. Что-то незримое тянулось к ней из всех углов, заставляя прикасаться к каждой вещи, казалось, еще хранившей тепло рук ее тетки. Это эфемерное, но все же почти осязаемое ощущение присутствия рядом родной души будило в ней доселе дремавшее чувство вины…

– Я останусь, – прошептала она, останавливаясь в теткиной спальне у портрета супругов в изголовье кровати. – Ты всегда этого хотела. Я сделаю это – я останусь…

Переезд не занял много времени. Из личных вещей у Насти был лишь великодушно подаренный комендантом студенческого общежития письменный стол, полировка с которого облезла еще в прошлом десятилетии. Пара таких же «свеженьких» стульев да скрипучая, обвисшая раскладушка, доставаемая из темного угла их с Нинкой каморки в случае приезда гостей.

Все это «добро» подруги решили снести на помойку.

– У тебя начинается новая жизнь, – поучительно вещала Нинка с неприкрытым чувством зависти. – Так что начинай ее по-человечески. И не тащи ты, бога ради, эту рухлядь с собой…

Рухлядь была благополучно погребена на свалке. Перевод из местной школы в одну из городских десятилеток осуществился без лишних заморочек. И в канун декабря Настя ступила на порог теткиной квартиры с твердым намерением жить там и постараться быть как можно счастливее. Именно этого всегда хотела для нее покойная тетушка. И именно это всегда обещала ей Настя, совершенно искренне веря в то, что сдержит это обещание и не обманет тетушкиных надежд.

Но, как показало время, в борьбе за блаженное существование под солнцем одного желания не всегда достаточно. Нужно кое-что еще. Нужно нечто такое, о чем ни в одной справочной и рекомендательной литературе не упоминается. Вот и приходится людям бродить в потемках, натыкаясь на острые углы судьбоносных катаклизмов и расшибая в кровь лицо в поисках этой неведомой, а возможно, и несуществующей формулы счастья. И ведь как бывает в девяти случаях из двенадцати: поймает некто удачу за хвост, обрадуется, тут же постарается вцепиться покрепче, а потом… А потом приглядится при ярком-то свете попристальнее и ошалеет от непереносимости открытия: счастье-то, оказывается, промчалось мимо, а то, что поймано, не имеет к счастью никакого отношения.