Анастасия Валеева - Семейный подряд

– Ольга Лаврова, – неуверенно протянула Панина, – но она, кажется, уехала в Америку. Потом еще Эльвира Шаманова…

– Где я могу ее найти?

– Раньше она работала в ресторане на железнодорожном вокзале, а сейчас… – Екатерина Васильевна пожала плечами и вздохнула. – Больше никого не знаю.

С того момента, как Милославская вошла в комнату, ее не покидало ощущение, что сверток, который мать Оксаны так стремительно спрятала в баре, она где-то уже видела. Сначала она попыталась вспомнить, но потом, когда сразу это у нее не получилось, она, как это делала всегда, направила импульс своему подсознанию и постаралась забыть о свертке. И вот сейчас, некоторое время спустя, память выдала ей совершенно определенный ответ. Теперь Яна не сомневалась, что именно этот сверток некий пригрезившийся ей очкарик передавал Оксане Санталовай в ресторане. Она даже вспомнила название ресторана – «Золотое плато», – оно желтыми нитками было вышито на терракотового цвета салфетках, лежащих на столах.

Таинственное всегда притягивало к себе Яну, а в этом свертке было нечто таинственное. Неспроста он появился в ее видении. Не просто так Екатерина Васильевна первым делом решила убрать его с глаз долой. «В нем кроется разгадка этого преступления», – решила Милославская. Она тут же подумала, что должна во что бы то ни стало заполучить его, или хотя бы узнать, что в нем находится. Но как это сделать? Просто попросить? А вдруг Панина откажет ей. Вдруг она что-то знает о преступлении и пытается это скрыть? Конечно, в этом случае она откажет в просьбе. Тогда придется связываться с Руденко, как-то все ему объяснять, упрашивать, чтобы он поверил ей на слово и получил ордер на обыск в квартире Паниной. Но, насколько знала Яна, для получения ордера должны быть серьезные основания… И потом, пока Руденко получит ордер, если это ему все-таки удастся, сверток просто-напросто может исчезнуть, как испаряется снег весной под теплыми солнечными лучами. Нет, ждать нельзя, нужно действовать быстро и решительно. Сперва – напрямую, а потом, если не получится – хитростью.

– Екатерина Васильевна, – неожиданно для Паниной произнесла Милославская официальным тоном, – вы знаете, что сокрытие улик карается в нашей стране в соответствии с законом?

– Господь с тобой, дочка, – испуганно посмотрела на нее Панина непонимающим взглядом.

– Со мной, – согласилась Яна. – Вы ничего не хотите мне показать из вещей, принадлежащих вашей дочери? – она ставила вопрос конкретно, в тоже время давая собеседнице время для обдумывания.

– Так чего ж показывать-то? – слезы как-то сами собой высохли на мясистых щеках Екатерины Васильевны. – Все вещи у нее теперь в другом доме.

– А она ничего не оставляла у вас незадолго до происшествия? – настаивала Милославская.

– Нет, – Панина часто захлопала глазами, вытерла платком картофелеобразный нос и поправила ладонью волосы.

– Вы все-таки постарайтесь вспомнить, Екатерина Васильевна, – давила на нее Яна, видя, что в открытую играть она не собирается. – Может, это какой-нибудь пакет или сверток? Вы положили его где-нибудь и забыли, а? Эта вещица, если бы она существовала, могла бы нам очень помочь в деле розыска преступника. Он ведь до сих пор гуляет на свободе…

– Даже не знаю, о чем это вы? – Панина глядела на Милославскую «честными» глазами, со смесью испуга, интереса и легкого осуждения.

– Хорошо, – Яна поняла, что «вспоминать» о свертке Панина не собирается, – тогда я попрошу вас прямо. Откройте, пожалуйста, бар и покажите мне то, что завернуто в пергаментную бумагу.

Эта просьба произвела на Панину такой эффект, которого Яна от нее не ожидала. С несвойственной для ее телосложения и возраста прытью, Екатерина Васильевна вскочила с кресла, в два прыжка преодолела расстояние до бара и заслонила его спиной.

– Нет, нет, это не ее, то есть не мое, то есть мое, а не ее, – скороговоркой выпалила она.

При этом складки на ее лице как-то нелепо задрожали, челюсть поползла вниз, глаза же были подобны двум мельтешащим мотылькам.

– Так ваше или ее? – поняв, что лед тронулся, Милославская улыбнулась кончиками губ.

– Мое, это мое, – тяжело дыша, закивала Панина.

– Ну так скажите мне что это? – с интересом наблюдала за ней Яна. Она уже была уверена, что победа останется за ней.

– Это мое, вас это не касается, – продолжала стоять на своем Екатерина Васильевна.

– А мне кажется, – Милославская посмотрела ей прямо в глаза, – что эта вещь имеет самое непосредственное отношение к смерти вашего зятя. Если это так, а я в этом уверена, вам придется давать показания в милиции. Надолго вас, конечно, не посадят, но года два придется провести за решеткой. А вдруг за это время очнется ваша дочь? Кто тогда будет за ней ухаживать? В общем, решать вам, Екатерина Васильевна.

Милославская медленно поднялась со своего места и неторопливо двинулась к выходу.

– Ксюша взяла с меня слово, что я никому не скажу об этой кассете, – слезный голос Паниной остановил ее, – она ни в чем не виновата.

– Кассете? – Яна повернулась, посмотрела на прощанье на хозяйку снова пошла к двери.

– Куда же вы – тряся телесами кинулась за ней Панина, – а кассета?

– Отдайте ее лейтенанту Руденко, – посоветовала ей Милославская.

– Вы не хотите ее посмотреть? – Екатерина Васильевна словно клещами вцепилась Яне в рукав пальто. – Там такое…

– Я знаю, – грустно вздохнула Милославская. – Отпустите меня.

– Но откуда? – не унималась хозяйка. – Как вы могли узнать? Я никому об этом не рассказывала.

– Существует еще одна копия, – Яна наконец высвободила рукав пальто, – ее нашли в сумочке той самой девушки, с которой ваш зять… Прощайте, – она открыла дверь и вышла на улицу.

Ресторан «Золотое плато» только открылся, поэтому Милославская оказалась здесь первой посетительницей. Она отдала брюнетке-гардеробщице пальто и описала ей внешность очкарика.

– Он здесь был дней десять назад, не помните его?

Брюнетка пожала округлыми плечами и усмехнулась.

– Знаете, сколько у нас народа бывает, разве всех упомнишь?

– Он был в сером костюме, – попыталась ей помочь Милославская.

– В сером? – задумалась брюнетка. – Нет, не помню.

Яна вошла в окутанный мягким полумраком зал и постаралась вспомнить свое видение. Это ей легко удалось. Она силилась вспомнить место, в котором уже не раз «бывала». Эти массивные стулья с гобеленовыми сиденьями, зеленый ковролин на полах, тяжелые портьеры на окнах – все это было ей до боли знакомо. Она села за «тот самый» столик, где сидели Оксана и очкарик.

– Пожалуйста, – подлетевшая официантка протянула ей меню в лакированной картонной обложке.