Анастасия Валеева - В сетях аферы

– Вы ж все время говорите, у меня головы нет! – возмущенным тоном ответил Трофимов. – Чем же я отвечать должен?!

– Не головы, я говорю, а мозгов, – нравоучительно протянул Руденко, – а если еще и головы нет, ответишь ж…. Ой, извиняюсь, Яна Борисовна! – Три Семерки осекся, увидев за спиной Милославскую.

Все это время она находилась в машине, но, увидев, что между Руденко и его подчиненным разгорается нешуточный спор, убивающий драгоценное время, решила выйти и поторопить Семена Семеныча.

– Мужчины, некогда время тратить на пустые разговоры, – положив руки на плечи разгоряченных собеседников, произнесла Яна, – едемте скорее! Нас ждут дела более серьезные!

– Да-да, Яна Борисовна, идем! – торопливо ответил Руденко, а сам за ее спиной еще раз погрозил лейтенанту. – Да хотел капитана одного с собой взять, хороший мужик, знающий, но он уехал по какому-то делу, пришлось молодого этого привлечь, не знаю, будет ли в случае чего толк от него?

– Будет, будет, – ответила Милославская. – Ты сам не так что ли начинал?

Руденко смутился таким откровенным упоминанием об ошибках его молодости, хорошо известных гадалке, и больше не высказывал недовольства относительно поведения Трофимова.

– Кстати, я – Серега! – хитро прищурившись, проговорил тот и уселся на заднее сиденье рядом с Милославской. Затем он протянул ей руку.

– Яна Борисовна, – ответила гадалка и и сделала ответное пожатие.

Трофимов начал сыпать какими-то глупыми и примитивными анекдотами, но ни Яна, ни Три Семерки его не слушали, потому что всецело были посвящены в размышления о предстоящих трудностях.

Так они миновали большую часть города и приблизились, наконец, к району, называемому Третьим жилым участком. Дороги здесь оставляли желать лучшего, и старенькая Руденковская шестерка вся тряслась и грохотала на ее частых ухабах.

Милославская пристально вглядывалась в табличку с названием улицы, висящую на углу пятиэтажного дома, мимо которого они как раз проезжали.

– Брось, Яна! – обратился к ней Семен Семеныч. – Я предполагаю, что на Старой Загоре стоят совсем другие дома. Может, ошибаюсь, конечно, но, кажется мне, я на этой улице бывал когда-то и видел другое.

– Не пятиэтажки? – спросила гадалка.

– Не-а, эти старые хрущевки, можно сказать, лучшее, что здесь есть, – Три Семерки ухмыльнулся.

Через некоторое время единомышленники получили шанс убедиться в правоте слов Семена Семеныча. Вдоль трамвайных путей потянулись ряды настоящих лачуг, наводящих тоску и уныние. Дома были двух-трехэтажные, некоторые беленые, некоторые крашенные отвратительной желтой краской. Ремонт их проводился, по-видимому, давным-давно, и краска выцвела, штукатурка местами осыпалась, обнажая деревянные рейки, между которыми виднелась осыпающаяся глина. Первый этаж многих строений практически сравнялся с землей, а сами здания перекосились, будто отжившие свой век старики. Рамы редких окон были освежены краской, словно у их хозяев совсем опустились руки от безнадежного жилья в таких условиях. Вся эта картина дополнялась видом многочисленных маленьких палисадников, обнесенных убогими заборами, сооруженными ограждающимися от воров-алкоголиков старухами из найденных ими толстых коряг и сухих веток деревьев.

Яна смотрела на улицу с чувством глубокого сочувствия, зная, что жильцам этих злополучных домов, ожидающих расселения по причине сноса жилищ, еще долго-долго, а, может быть, всю жизнь придется ожидать осуществления своих самых заветных мечтаний. Наконец, она увидела табличку с искомым названием Старая Загора, и сообщила об этом Руденко. Тот сразу же свернул с дороги к домам и поехал по тротуару, вглядываясь в номера домов. Он неистово матерился, забыв о присутствии женщины, потому что тротуар здесь по преимуществу представлял собой засохшие земляные колеи, оставленные в грязную погоду колесами подъезжающих к домам машин. Впрочем, Милославская не обращала на невежество приятеля никакого внимания, потому что ей и самой хотелось выругаться, перечислив поименно всех чиновников местной администрации, обещающих активно улучшать жизнь населения только в предвыборных компаниях.

Через пять минут езды дом под нужным номером был найден. Семен Семеныч завернул во двор и притормозил возле единственного подъезда этого двухэтажного здания. Возле него не было даже асфальтированной дорожки, но земля настолько притопталась, что напоминала гладкую бетонную площадку, местами поросшую травой-муравой. Справа от деревянного крыльца находились два пня, служащих, очевидно, скамейками всем желающим подышать возле двора свежим воздухом.

Милославская с Руденко решили идти вдвоем, а Трофимову приказали быть начеку и, в случае чего, обратиться в отдел с требованием помощи. Приятели ступили на невысокое деревянное крыльцо с облупившейся желто-коричневой краской. Две ступеньки вели вниз, в подъезд. На площадке первого этажа Яна и Семен Семеныч обнаружили две противоположных друг другу двери, на каждой из которых указывались по два номера. Увидев две металлические цифры, прибитых мелкими гвоздиками, гадалка прошептала:

– Это она!

– Останься здесь! – тоже шепотом произнес Руденко и указал Милославской на площадку под деревянной лестницей, ведущей на второй этаж. – Если все будет тихо через пару минут, то зайдешь.

– Не…

– Никаких возражений быть не может! Молчи, женщина! – Руденко пытался шутить, но по глазам его было видно, насколько он сам взволнован.

– Ладно, ладно, – Яна согласилась только затем, чтобы усиливающийся при споре голос Руденко не привлек постороннее внимание. Она кивнула головой и немного отошла от двери в сторону.

– Под лестницу! – Три Семерки вытянул руку и замахал ею на Яну, услышав, как за дверью послышались чьи-то шаги.

Однако, эти шаги никого не привели к этой двери, и он вздохнул с облегчением.

– Коммуналка? – рассуждал Семен Семеныч.

– Угу, – ответила Милославская, – за этой дверью еще две.

– Ну, с богом, – торопливо промолвив эти слова, Руденко нажал на звонок.

Яна, как и было приказано, скрылась под лестницу и, увидев довольно приличную щель между двумя ступеньками, прильнула к ней. Дверь, возле которой стоял Семен Семеныч, сквозь отверстие виднелась ей довольно хорошо.

В предвкушении скорой развязки этого дела сердце ее стучало чаще обычного. Казалось, она сама отчетливо слышала его взволнованные удары. Хозяева квартиры вскоре отреагировали на звонок, и послышались звуки поворачивающегося в двери ключа. Тот, кто открывал дверь не соблюдал никаких мер собственной безопасности, он не был осторожен, и это Милославской показалось странным. Хотя, возможно, мошенники просто-напросто не предполагали, что их логово обнаружено, и и их путь превратился в лезвие ножа.