Александр Андрюхин - Ход свиньей

Через минуту в кабинет вошел усатый мужчина лет двадцати пяти с погонами лейтенанта. Он выразил искреннее удивление по поводу того, что за расследование заурядного самоубийства взялся сам начальник следственного отдела.

— Не такое уж оно заурядное, — сощурился полковник Батурин. — Я дважды прочитал ваш отчет и ни черта из него не понял. Например, где лежало мыло?

— Какое мыло? — удивился лейтенант.

— Которым самоубийца натер веревку. Ведь вы написали в протоколе, что веревка была натерта белым мылом «Дуру».

— А-а! Вот, оно что! — сообразил лейтенант. — Мыла на месте происшествия мы не обнаружили. А то, что веревка была натерта именно этим мылом, это я определил по запаху. Моя жена помешана на этом мыле, так что с запахом я ошибиться не мог.

Следователь очень внимательно вгляделся в лейтенанта и недоверчиво сощурил глаза:

— В карманах у трупа смотрели?

— Обижаете, Анатолий Семенович! Неужели вы думаете, что, если бы мыло лежало в кармане, мы его не нашли? И потом, в спортивном костюме жертвы не было никаких карманов.

— Хорошо. С мылом проехали! — тряхнул головой Батурин. — В протоколе ничего не сказано про стремянку.

— Про какую стремянку? — поднял брови лейтенант.

— Про ту, при помощи которой самоубийца накинул на крюк веревку. Ведь вы же пишете, что высота потолков в кабинете более четырех метров, а веревка была привязана к тому же крюку, что и люстра. До него можно добраться либо при помощи стремянки, либо при помощи стола и стула. Но, как я понял из вашего протокола, стол не двигали.

— Насчет того, что не двигали, я не писал, — неуверенно пробормотал Сопрыкин.

— Но если стол, согласно вашему отчету, завален пачками с рукописями, на которых лежала пыль, то вряд ли могли его двигать. Или все-таки двигали?

— Вообще-то не похоже, — задумался лейтенант. — Для того чтобы сдвинуть, нужно было все бумаги сбросить на пол. Но тогда бы на них не было пыли… Странно… Я как-то об этом не подумал. Но могу сказать твердо: стремянки в кабинете не было.

— Может быть, стремянка была в коридоре?

Лоб Сопрыкина превратился в гармошку, глаза остекленели. Было видно, что это истинное мучение — вспоминать полутемные коридоры редакции.

— Черт с ней, со стремянкой, — махнул рукой начальник. — Как насчет посторонних следов?

— Это к криминалистам, — коротко ответил лейтенант.

— А говорите, заурядное самоубийство. Надеюсь, не все следы затоптаны.

— Обижаете, Анатолий Семенович, — выпятил губы лейтенант. — Опечатали, как полагается. Мы ничего не тронули. Можно сказать, даже не входили… Только труп сняли…

— Это заметно, что не входили. Когда вы прибыли на место?

— Сразу же после звонка охранника. Звонок поступил в отдел в десять двадцать, а в десять пятьдесят мы уже были на месте происшествия.

— Где задержали девушку?

— Ее вытащили из квартиры. Сторож случайно знал ее домашний телефон.

— Случайно? Хм. Странно… Что она говорила? Отпиралась?

— Нет. Сразу во всем призналась. Но, по-моему, девушка была не в себе. Сначала говорила, что она здесь ни при чем, а потом стала уверять, что Вороновича довел до самоубийства один ее знакомый, которого милиции никогда не найти. После этого начала нести какую-то околесицу, что якобы этот ее знакомый выдавал себя за Владимира Новосельского, агента Самарской компьютерной фирмы «Интел электроник», а на самом деле был английским моряком, и что якобы девушка познакомилась с ним в Ирландии в тысяча шестьсот двадцать восьмом году. Прикиньте, Анатолий Семенович!

— Действительно, какой-то бред, — согласился следователь.

«Мы с вами встречались», — звенело в ушах, когда колымагу Вороновича заносило на поворотах, и Инга, отчаянно труся, вжималась в продавленное сиденье. От Вороновича опять несло перегаром, но он плевать хотел на ГИБДД. А ГИБДД плевать хотело на него, и по странному стечению обстоятельств их пути никогда не пересекались.

«Встречались, ой встречались!» — дребезжало в расшатанных окнах, когда Воронович ударял по тормозам перед очередным светофором, и пассажирка готова была провалиться при виде автоинспектора, косившегося в их сторону.

Но дудки! Не так уж и много Инга прожила, чтобы не помнить всех тех, с кем она действительно встречалась. А прожила она всего девятнадцать. Неужели только девятнадцать? Царица небесная! А ведь кажется — целую жизнь. Инга давно себя чувствует пятидесятилетней старухой. Она все познала, все изведала, все вкусила. Кое-чем успела пресытиться, и теперь свое прошлое не может вспоминать, не отплевываясь. Будущее также не сулило ничего светлого, и от этого в груди змеилось два извечных неразлучных спутника: уныние и тоска. А ведь у нее под глазами уже наметились первые морщинки, а в глазах — при пристальном взгляде — уже можно заметить преждевременную усталость. И виновник тому — это обрюзглое и вечно пьяное животное, выворачивающее в данную минуту руль своего разболтанного «Москвича».

«Мы с вами встречались. Это было в Ирландии в тысяча шестьсот двадцать восьмом году!» — проносилось в голове.

На явного сумасшедшего мужчина не походил. Видимо, с чувством юмора у него было все в порядке. Глаза его смеялись, шевелюру колыхал ветерок, но, когда он обмолвился об Ирландии, у нее, у бедной Инги, простой московской девчонки, перехватило дыхание. Ведь не позднее, чем вчера, они с Юлькой после двух бокалов «розового крепкого» раскрыли бульварную брошюрку про судьбы и прошлые жизни и, суммировав числа из дат рождения, выяснили, что в прошлой жизни она обитала именно в Ирландии и занималась либо торговлей, либо каботажным плаванием.

И кто только такую чушь сочиняет? И какой идиот этот бред издает? А есть еще армия распространителей, которая на этом делает деньги. Но главное, что это читают. Неужели люди так отупели, что разучились элементарно шевелить извилинами? Выходит, все ее ровесники в прошлом выходцы из Ирландии, которые непременно либо торговали, либо плавали в северных широтах.

Юлька смеялась и признавала, что по большому счету это чушь, однако себе высчитала великолепную жизнь в образе египетской жрицы. Юльке всегда везет: будь то в личной жизни, в деньгах или в картах. Даже в такой пустейшей ерунде она никогда не уронит себя и не опустится до каботажного плавания. Кстати, и муж ее, врожденный интеллигент, тоже никоим боком не приобщался к торговле. В прошлой жизни он был японцем и занимался ядами. Сынок же их в прошлой жизни был индейцем и тоже занимался ядами. «Словом, семейка подобралась что надо», — давились от смеха девушки, разливая по бокалам остатки розового.

Ну и гадость приходится пить! На испанские вина в темно-синих бутылках вечно не хватает денег. Но Юльку отсутствие денег никогда не угнетало. Деньги ей с лихвой заменяли любящий муж и шестилетний сынишка, похожий на купидончика. Да она и не нуждается в деньгах! Зачем счастливым людям эти жалкие бумажки? Стремление к деньгам — это плебейская привычка несчастных. Именно таким образом они компенсируют свое врожденное убожество.