Сергей Донской - Матерый

- Немедленно отведите меня к папе! Вы слышите?

- Теперь мы у тебя будем папами, - игриво сказал Комиссар. - Сколько бабок тебе отвалить за удочерение?

- Вы с ума сошли? За кого вы меня принимаете? - Варя попятилась к лестничному проему, но парни сошлись плечом к плечу, преграждая ей дорогу.

Суля с вальяжной медлительностью извлек из кармана объемистый "лопатник", распахнул его и продемонстрировал соседке, что он полон купюрами неизвестного достоинства.

- Я плачу, - заявил он.

- Мы платим, - поправил товарища Комиссар.

- Выпустите меня отсюда! - Вместо крика у Вари получился жалкий лепет.

Суля, которому надоел затянувшийся разговор, оттянул маечку гостьи и заглянул внутрь, оценивая увиденное.

- Полтинник, - сказал он. - На большее такой товар не тянет.

- Ай! - взвизгнула Варя, делая попытку освободить топик от захватившего его указательного пальца.

- Заткнись, курва! - Комиссар схватил ее за локти, лишая способности к сопротивлению. При этом он тоже норовил оценить оголившуюся грудь пленницы. Для этого ему пришлось прищурить один глаз, но все равно розовых сосков маячило перед его взором ровно в два раза больше, чем положено. - Курва! повторил он с пьяной убежденностью.

В сумочке у Вари хранился электрошоке?, без которого она не отваживалась выходить по вечерам из дома после того, как ее однажды ограбили прямо на улице. Но Суля вырвал сумку из Вариных рук и небрежно отшвырнул в сторону.

- Что вам от меня нужно? - спросила она шепотом.

- А то ты не понимаешь, мочалка драная, - ухмыльнулся Комиссар.

Резко развернутая к нему лицом. Варя увидела его открытую пятерню, летящую навстречу, и, успев машинально зажмуриться, ощутила сокрушительный толчок в лоб, после которого помышлять о сопротивлении стало некому.

***

Окончательно очнулась она лишь утром следующего дня. Руки стянуты за спиной собачьим поводком; одна нога пристегнута наручником к ножке неподъемного сейфа, рот заткнут каким-то тряпьем.

Кажется, в качестве кляпа Варины мучители воспользовались ее собственными трусиками, изорванными в клочья, - она узнала запах своего дешевого дезодоранта. А еще во рту ощущался отвратительный привкус несвежих мужских носков. Изгибаясь всем телом, Варя заплакала от унижения и сознания собственного бессилия.

Сколько водки в нее влили вчера эти изверги?

Сколько раз поимели? То, что происходило в незнакомом доме, вспоминалось лишь урывками, как болезненный бред. Бутылочное горлышко, раздвигающее стиснутые зубы. Нож, который подонок по кличке Комиссар держал возле ее горла. Пощечины.

Тяжесть чужих тел.

Все виделось как в тумане, и поначалу Варя решила, что это от спиртного, которое она не переносила на дух. Но, поморгав ресницами, она поняла, что все дело в слезах. Сначала их было не так уж и много, но когда Варя увидела, во что превратились ее обновы, на которые она копила деньги почти два месяца, слезы побежали по щекам ручьями. Ее лучшая юбка превратилась в тряпку, да и она сама была не лучше - такая же истерзанная, грязная, валяющаяся на полу. Лучше бы ее просто убили. Потому что, как жить дальше, Варя себе совершенно не представляла.

Перевернувшись на спину, она запрокинула голову и подождала, пока высохнут слезы, застилавшие глаза. Села, стараясь не тревожить лодыжку, прихваченную стальным браслетом. С ненавистью посмотрела на громадный старомодный сейф, который насильники вчера приподнимали вдвоем, чтобы придавить свободный браслет ножкой, и вдруг вспомнила, что лиса, попавшая в капкан, перегрызает себе лапу.

Но Варя была всего-навсего молоденькой девчушкой, слабой, растерянной, раздавленной свалившимся на нее несчастьем. И она все еще верила в то, что люди хоть чем-то отличаются от зверей. Варя несколько раз ударилась голым плечом о стальную махину и поняла, что ни сдвинуть ее, ни приподнять у нее не хватит силенок. Избавиться от кожаных пут на руках тоже не удавалось. Оставался единственный вариант: разбудить одного из своих мучителей и попросить отпустить ее на свободу. Все равно они получили от нее все, что хотели. Раз уж не убили, надо было как-то жить дальше.

Второй этаж дома, куда заманили Варю, представлял собой довольно просторное помещение, задней стеной которому служил скат крыши. Сюда были завезены мягкий уголок, кое-какая мебель, несгораемый шкаф и всякая офисная рухлядь вплоть до компьютера. Свободного пространства все равно оставалось предостаточно. На нем запросто умещались и низкий стол с остатками вчерашнего пиршества, и хрупкая Варя, и два здоровенных парня, каждый из которых был в полтора раза выше и в два раза тяжелее ее. Намаявшись ночью с пленницей, они притомились и продолжали спать беспробудным сном, хотя солнце все сильнее прогревало их мерзкую берлогу.

Комиссар, развалившийся на диване, подходил для задуманного больше, чем дерганый, насквозь лживый и самовлюбленный Суля. В его натуре угадывалась гнильца, сквозившая и в манере говорить, и во взгляде, и в том, как он норовил прижигать Варю сигаретой, вынуждая ее шевелиться под собой. Комиссар в сравнении с ним казался туповатым, заторможенным. Зато - более прямолинейным и гораздо более сильным. Если уж полагаться на одного из этих бандитов, то пусть это будет главарь, едва умещавшийся на диване.

До предела натянув цепь наручников, Варя вся вытянулась в струнку и осторожно тронула голову Комиссара босой ногой. Ощущение было такое, словно прикоснулась к ощетинившемуся ежу. Он упорно не желал реагировать на все более настойчивые толчки, этот проклятый еж. И лишь после десятой или одиннадцатой попытки с дивана донеслось хриплое:

- Ну? Чего тебе?

Варя требовательно замычала. Приподнявшись на локтях, Комиссар буркнул:

- О, йогиня какая выискалась... Зарядку делаешь?

Правильно. Хвалю.

- М-м-м!

- Кляп просишь вытащить? - догадался усевшийся на диване Комиссар, поскребывая густую растительность на груди. - Так ты же орать начнешь...

- Н-н-н! - возразила Варя, отчаянно мотая головой.

- Ну, гляди у меня! Вздумаешь голосить - зашибу на хрен. Поняла?

Она кивнула. Во рту, освободившемся от тряпичного кома, моментально скопилось столько слюны, что Варя никак не могла заговорить. Собственный язык казался слишком большим и неповоротливым.

Комиссар расценил ее молчание по-своему:

- Похмелиться небось хочешь? Чердак трещит? - Не дождавшись ответа, он тяжело протопал к столу и, прихватив откупоренную бутылку шампанского, пожаловался:

- Лично у меня башка прямо раскалывается. Не колхозная все-таки...

Это было дико, но парень, изнасиловавший Варю, теперь искал у нее сочувствия. Словно они были добрыми друзьями, хорошенько повеселившимися минувшей ночью.