Николай Андреев - Убейте прохожего!

– Екатерина Николаевна сказала, что была в спальне и поправляла постель Игоря, – добивал меня Рыльский, – в то время, когда он, по его собственным словам, в это время лежал на ней!

А бабушка опять ничего не поняла. Вскочила на ноги и закричала, что это она убила Константина, она и никто другой.

– Игорь спал! Я клянусь вам: он спал! Вы посмотрите, у него даже водолазка надета задом наперед!

Я посмотрел на рукав: водолазка действительно была надета наизнанку.

– Ну, конечно! – Коновалов улыбнулся: нехорошо улыбнулся, недобро, а потом спросил меня: где я был сегодня с трех и до пяти часов дня. – Надеюсь, – добавил он, – о том, что ты спал, мы говорить больше не будем?

«А о чем мы будем говорить?» – хотелось спросить его. О том, что с трех до пяти я прятался, как вор, таился, боялся, что меня увидят и услышат? Или о том, что я с детства привык считать себя порядочным человеком, что самоуважение значит для меня не меньше, чем для Виктора состояние его банковского счета? «Пусть у меня нет денег, пусть мою „копейку“ не видать из окна лимузина, зато я, в отличие от многих, порядочен и честен!» А теперь? Что теперь мне сказать себе?

«В общем, как ни крути, – подумал я, – но отвечать на проклятый раскольниковский вопрос: „Тварь ли я дрожащая или право имею?“ – придется… Итак, кто я: тварь или право имею?»

– Мне скрывать нечего, – сказал я. – С трех до пяти часов дня я занимался тем, что убивал Константина Худобина.

– Игорь! – взвыла бабушка. – Что ты делаешь?

– Причиной убийства явилась личная неприязнь, а также грубость с его стороны. В общем, я не сдержался и ударил его первым попавшимся под руку предметом – ножом. Теперь, естественно, раскаиваюсь в содеянном и прошу меня простить.

– Ну вот и хорошо, что раскаиваешься! – Выйдя из-за стола, Коновалов положил мне руку на плечо. – Хорошо. А я уж, грешным делом, думал, упираться начнешь! Чем отпечатки стёр?

– Бумажной салфеткой.

– Где она?

– Порвал и выбросил в унитаз.

– Это ты убил свою тетку?

– Никакая она мне не тетка!

– Хорошо, поставим вопрос по-другому. Это ты убил Виолетту Худобину?

– Нет.

– Я еще раз спрашиваю: ты?

– Нет.

– Ну, хорошо, – Коновалов убрал руку с моего плеча и отошел в сторону. – Об этом мы с тобой еще поговорим. Позже.

Бабушка кривыми пальцами схватила Коновалова за лацканы пиджака и закричала о том, что этого не может быть, что я мухи не обижу и что я, дурачок, зачем-то оговариваю себя.

– Зачем? – перебил ее капитан.

Бабушка опустила руки:

– Простите. Что – зачем?

– Зачем ему себя оговаривать? Вот вы, например, оговорили себя для того, чтобы отвести подозрение от внука, это я понимаю, но ему-то, я спрашиваю, зачем это надо?

– Я не знаю.

– И никто не знает! – Коновалов развел руками. – А знаете, почему этого никто не знает? – Бабушка молчала. – Потому что это всё ваши выдумки! У него нет причин выгораживать других! Короче! – Он рубанул ребром ладони воздух. – Курочкин единственный из всей семьи, не считая Виктора Худобина, кто знал, в каком из многочисленных подсобных помещений дома вечером четырнадцатого февраля находилась его тетка Виолетта. Это он убил ее! А потом убил Константина Худобина, поскольку тот, на свою беду, не только оказался свидетелем преступления, но и написал об этом преступлении анонимку, желая сорвать жирный куш с дядюшкиного наследства. За что, как видим, и поплатился.

Коновалов спросил у меня: как я узнал, что анонимщик – Константин.

Я молча пожал плечами. Честно говоря, у меня до сих пор нет полной уверенности в том, что это Константин написал анонимку. Хотя, если вдуматься, никто другой этого сделать и не мог.

Бабушка сложила ладоши на груди и попросила, чтобы я сию же секунду забрал свои слова обратно. Я отказался. Тогда она обратилась к Романову и потребовала, чтобы тот опроверг мое признание в убийстве так же, как он только что опроверг ее признание и признание Анечки.

Романов с готовностью согласился сделать это. По его мнению, которым он не преминул поделиться с Коноваловым, я не мог убить Константина Худобина по причине того, что у меня для убийства дяди не было достаточно времени.

– Посчитайте сами, – предложил он. – Екатерина Николаевна, Виктор Анатольевич и Максим Валерьянович в один голос утверждают, что никто с трех до пяти часов в кабинет Анатолия Николаевича не входил. А это значит, что убийца, если, конечно, убийцей не был кто-то из них, мог пройти незамеченным через зал только в то время, когда никого, кроме спящего Максима Валерьяновича, там не было. Далее… Мы не знаем точного времени, когда Екатерина Николаевна и Виктор Анатольевич выходили из зала, зато знаем, что, когда Анна без пяти пять, минус две-три минуты, спустилась вниз, ее муж был в туалете. А если учесть, что отсутствовал он, по его словам, минут пятнадцать, то получается, что Виктор Анатольевич вышел из зала примерно в шестнадцать сорок… Я правильно посчитал?

Я проверил: Анечка закричала в шестнадцать пятьдесят пять. Отнимаем от этого времени пятнадцать минут и получаем шестнадцать сорок. Всё сходится.

– Сказали бы сразу, что у меня была возможность убить Константина только в течение тех пятнадцати минут, когда Виктор поносил! – пробурчал я. – И не пришлось бы тогда перед всеми умничать!

Бабушка закричала мне, чтобы я немедленно замолчал, а Романову, наоборот, чтобы, как можно скорее, продолжал говорить дальше.

– Так вот, – выполнил ее просьбу Романов. – У Игоря для того, чтобы спуститься вниз, пройти в кабинет, выпить с Константином Худобиным коньяк, убить его, стереть отпечатки пальцев и подняться наверх, было, как он только что справедливо заметил, не более пятнадцати минут. И даже, уверяю вас, гораздо меньше, поскольку Екатерина Николаевна отсутствовала, по ее словам, минут десять. Вычтите из этого времени еще три-четыре минуты, когда она поднималась и спускалась по лестнице, и вы поймете, что времени для того, чтобы убить Константина Худобина, у Игоря практически не было.

Коновалов задумчиво кивнул. Почесал за ухом и спросил меня: не хочу ли я чего сказать.

Я сказал, что достаточно и пяти минут для того, чтобы не только убить одного Константина, но и изничтожить всех Худобиных вообще.

Коновалов погрозил мне пальцем. Подошел к окну, посмотрел на еле проглядывающую сквозь сгустившиеся сумерки одинокую елку, растущую посреди чистого газона, и, не оборачиваясь, заявил, что ответ на вопрос: сколько мне надо времени, чтобы убить Константина, мы узнаем завтра, после следственного эксперимента.

– А кстати! – он обратился к Романову. – Вы-то сами, как считаете, кто убийца?

Словно желая пролить бальзам на мою израненную Худобиными душу, Романов сказал, что убийцей, возможно, является Виктор.