Алла Драбкина - Жена по заказу

– Света посторожит чадо, а мы пойдем искать то, что не нашли те садюги…

– Но я... я не могу…

– Не волнуйся. Там уже приблизительно прибрались…

– Давай думать, что мы ищем, – устало говорил Леха, ведя машину по пустому Питеру.

– Изумруды, что ли?

– Изумруды я нашел в бачке унитаза. Раз там искать не захотели, значит, это не камни и не золото. Похитители изумрудов знают, где искать.

– Бумаги? Деньги?

– Деньги только дурак держит дома. Она бы не стала этого делать.

– Значит, бумаги. Может, завещание какое?

– Агаты Кристи начиталась.

– Но мы ничего не найдем там после такого ремонта. У меня были тайнички, но Вероника все переделала.

– И сделала новые тайнички…

Тайничок я нашла через полчаса, как мы начали искать. Дело в том, что я знала – мои окна не надо утеплять, А их зачем-то утеплили. Аккуратненько так бинтиком, а сверху клейкой лентой. В один из бинтиков и было завернуто тонко скрученное письмо. Я лишь глянула на него – и сразу узнала. Это было письмо ко мне тридцатилетней давности. Ну конечно, Вероника украла тогда зачем-то письма Стального, и одно все-таки зажилила.

– Что за чертовень? – удивился Леха, читая письмо. – Интересно бы знать, к кому оно и от кого. И когда?

– Тысячу лет назад. Мне. От Стального.

Я рассказала Лехе всю эту историю с письмами, о том, как Вероника в них залезла и как Яна заставила ее вернуть их мне. Но я же не знала, сколько она украла и сколько вернула. Зачем ей понадобилось это письмо?

Мы вернулись домой, и я показала Лехе остальные. Он перечитывал каждое по сто раз и не мог найти причины, по которой они понадобились кому-то сейчас. Воспитание, уверения в дружбе, просьбы рассказывать, если меня обидят. Кстати, именно это, с просьбой рассказывать, если обидят, и было у Вероники.

– Люблю я смотреть эти дефективы, – усмехнулась Света, Лехина жена. – Уже любой зритель знает, в чем дело, а сыщики все думают. Хоть Кирюшку буди и спрашивай.

– А ты, конечно, уже все поняла?

– А если?

– Ну давай, давай.

– Кто такой этот Стальной?

– Отошедший от дел крутой авторитет.

– А им разве позволяют отходить от дел?

– Ему – да.

– Почему?

– Не был жаден. В тюрьме спас нескольких человек. Одного по кличке Стройный, на самом деле тот же был горбун. Стройный сидел по хозяйственным делам и был умен, как дьявол. Но зеки не любят горбатых. Второй был Молотобоец. Рост – два метра и в ширину чуть меньше. А вот таких уж вообще ненавидят. Стройный сейчас большой человек, ну а Молотобоец при нем. Как ни странно, они не отомстили Стальному за спасенную жизнь. Вот потому Стальной ведет свое маленькое дело и ходит без охраны. И пусть только какой отморозок всуе вякнет что-то о Стальном. Стальной... как бы это сказать... король в парламентарном государстве…

– Тогда все ясно! – припечатала Света.

– Что – ясно? Что – ясно?

– Мужа Вероники ограбили еще до смерти.

– Точно! – осенило меня. – А она была слишком жадная и решила показать письмо Стального тому, кого подозревала в грабеже. Якобы письмо адресовано ей.

– Но оно же такое желтое!

– А ксерокопия?

– И попалася, бедняжка, – протянул Леха мне письмо, где черным по белому было написано о выходе первой книги Андрюхи Гусарова.

Имя Андрюхи было известно всем сиделым как образец того, что может получиться при желании из зека.

Уж мы-то с Лехой знаем, что Гусарова в тюрьмах читают. А значит, тот, кого Вероника решила шантажнуть, тут же понял обман. Да Веронике было лет пять, когда вышла первая книжка Гусарова.

Впрочем, если человек этот был даже малограмотен, он мог напрямую спросить у Стального, покровительствует ли он Веронике. Нет, не мог. Побоялся бы. Да и зачем бы ему понадобился подлинник письма!

– И все-таки, подруги, как вы считаете: связаны эти два убийства или нет? – вопросил Леха.

Похоже было, что связаны.

– Но, – спохватилась Света, – оттого, что убили Яну, никто не получил выгоды. А вот убийство Вероники…

– У нее где-то есть мать, – сообщила я.

– Да уж знала ли эта мать, где именно находится ее доченька? Вряд ли Вероника раскатывалась ей на подарки. И вообще – мать…

– Вы одного не учитываете, подруги… – подумав, сказал Леха, – а вдруг имущество Вероники в долгах? Явятся люди и покажут расписку.

– Вот вы тогда их и ловите.

– Очень просто, по-вашему, получается.

В семь утра пришел страшный, как смерть, Виктор. Ненавидящим взглядом он окинул нашу троицу и ушел к себе.

– Достал его наш Федорчук, ежу ясно. Он умеет выкрутить человеку душу – и плевать хотел, виновен тот или нет.

С этими словами Леха со Светой ушли, а меня потянуло к Кирюше. Он еще ничего не знал, а кто должен сказать ему правду? Бабушка? Где эта таинственная бабушка, ау?

Я придвинула кресло к кровати Кирюши: кто ты, мой любимый мальчик? Сын проститутки и неизвестного отца? Янины разговоры, что она была замужем, оказались не правдой, о чем мне и сообщил Леха.

Я осталась одна. У меня есть квартира, скоро выйду на пенсию. Забрать бы Кирюшу к себе…

Однако кто мне его отдаст?

Голова была тяжелая. –Я положила ее на Кирюшину подушку, благо он подушек не признавал, и незаметно для себя уснула.

Разбудил меня раздраженный, почти визгливый голос:

– Вас не учили, что спать на детской подушке негигиенично?

– У меня вши, что ли? – не смогла скрыть разгулявшиеся нервы и я.

Виктор был небрит, в каких-то сомнительных штанах типа кальсон и больше не походил на джентльмена. Я мгновенно одумалась, поняла его горе и тихо сказала:

– Простите. Я зашла к Кирюше на минуточку и сама не заметила, как…

– Вы сами не заметили, как принимали в моем доме своих знакомых. Небось думали, что я больше не вернусь.

Я кивнула на дверь, и мы прошли на кухню.

– Это действительно мои знакомые, но они пришли не ко мне. Это оперативники…

– А-ах, вот как! И много вы обо мне настучали?

– Вы потом пожалеете об этих словах, но я вас прощаю. Ваше горе…

– Мое горе? Мое горе? Да знаете ли вы мое горе! Мое горе состоит только в том, что я был женат на проститутке, польстившейся на мои деньги!

– Вы и об этих словах пожалеете.

– Уж не собираетесь ли вы оправдывать ее?

Вы, мастерица парадоксов и дамской казуистики?

И тут что-то взорвалось во мне.

– Да! Мастерица! А не графоманка, у которой бывает лишь черное да белое! Я семь месяцев бок о бок прожила с Яной и полюбила ее как дочь! Кем бы она там ни была раньше, но я знала ее хорошей, нравственной и доброй! А вот мое мнение о вас не изменилось! Добропорядочный мудак! Мудак, не способный жить в реальности и любить реальную женщину! Какой-то подонок с ментовскими мозгами набекрень вывернул наизнанку вашу душу, и вот вы уже от белого перешли к черному!