Алла Драбкина - Жена по заказу

При всем своем внешнем очаровании и обаяний эти пустоголовые мужички часто попадают в опасные сексуальные ситуации. До самых низких проявлений. Предположим, покрутила баба перед ним хвостом назло своему мужу или любовнику, а он уже насиловать ее тащит. Да и вообще он все делает невпопад.

– Вера Алексеевна, у вас была хорошая, дружная семья?

– Да, – ответила она и покраснела.

– Николай Иванович занимался Колей?

– Когда мог. Он ведь был очень занят. И обком, и постоянные выезды в область. Смотры, банкеты, драмкружки, хоры, ансамбли…

– Он брал Колю или вас с собой?

– Меня на премьеры, а Колю... это было не принято.

– Он был очень красивый мужчина, в него явно влюблялись женщины. Они не беспокоили вас?

Она опять смутилась до слез.

– Девчонки были. Ну типа ПТУ. Записочки писали.

– Они сохранились?

– Господь с вами! Зачем?

– А как вы относились к этому?

– Ну не виноват же был Коля, что он такой красивый и умный? Да еще при деньгах! И потом… – Она замялась. – Потом... он был более чем средним в смысле… Он говорил, что по природе моногам и может только со мной. Я тоже не очень пылкая женщина, и в этом смысле мы устраивали друг друга…

Сейчас ей, видимо, вполне искренне так казалось.

– Ну что ж, не буду вас больше беспокоить, пообщаюсь с милицией.

Я вышла в прихожую, нашла Леху.

– Ищите в кабинете любовные письма, записки, все что угодно в таком роде.

– Жена сто раз могла выбросить.

– Нет. Она сделала из кабинета музей и, хоть режь меня, вряд ли прочла хоть одно не причитающееся ей письмо. А если прочла – то одно. На второе у нее не хватило бы сил.

Я протянула ему хозяйственные подсчеты, написанные почерком Яны.

– Ищи этот почерк прежде всего.

По дороге мои соображения лишь углублялись.

Итак, девочке – 14 – 15, мужику – 37 – 38. Мужик следит за собой, холеный, хорошо одет. Да одно то, что Яна не замечала старости Виктора, .тоже кое о чем говорит. Первая любовь часто отбрасывает тень на всю последующую жизнь. Тут все очень даже сходится.

Если я окажусь права, значит, не такая уж я идиотка и могу еще жить и мыслить.

Ночью позвонил Леха.

– Ты была права!

– В чем?

– Ну в письмах. Он их копил. За всю свою жизнь я не прочитал столько пошлостей, непристойностей и чепухи. И все якобы о любви. Он перевязывал их ленточками разных цветов, клал между ними цветики и лаванду. Он был просто маньяк. Ну вот чтобы так носиться с таким дерьмом и в своем родном доме хранить такое… Жена, видимо, совсем отмороженная…

– Просто я знаю тысячи примеров, когда женщины именно так любят мужей и детей. Но все это лирика. Есть письма от Яны?

– Есть. Одно.

– Читай.

– «Если ты думаешь, что Кирюха твой сын, то глубоко заблуждаешься. Когда ты отрубился, я была еще с Рубахиным и Чураковым. Блюди эту бумажку как документ и посмей только тронуть мою мать. Ведь на суде она может сказать такое, чего нормальному человеку и не приснится. И даже я не смогу ее остановить. Я».

– Значит, узнав о рождении ребенка, он еще пытался мстить Яне и ее матери! – завопила я.

– Обычное дело.

– Будешь проверять Рубахина и Чуракова?

– Положено, конечно, но зуб даю, что они тут ни при чем.

Как выяснилось, Рубахину в то время было 62 и он был похож на плохо одетого борова, а Чураков был непьющий-некурящий и никогда не принимал участия в саунных оргиях.

– А любовных писем от Яны вы не нашли?

– Что же, он совсем дурак? Конечно нет. Как только появился ребенок, он их тут же уничтожил.

Оставил только свою оправдаловку.

– А у других девиц были намеки на беременность?

– Зачем он будет хранить такие письма?

Действительно, зачем?

Мы с Виктором сидели и составляли список, кого официально пригласить на похороны. Он, следуя своему стереотипу, спутал похороны с презентацией, а потому я взяла дело в свои руки. Пришлось, правда, позвонить Вере Вальдемаровне и узнать о родственниках.

У Яны были две двоюродные сестры с мужьями и детьми, тетка – безработный инженер, две школьные подруги. Виктор очень удивился, когда я слишком подробно расспрашивала про родственниц и подруг.

– Ну зачем тебе рост и объем груди этой самой Тани?

– А ты хочешь, чтобы Вера торговала вещами твоей жены?

Он понял и сник.

Вера явилась накануне похорон, но была помещена в мою комнату. Я спала у Кирюши, а комнату и спальню Яны закрыли на ключ. В конце концов Вера не выдержала:

– Это все вы! Вы! Он бы сам не догадался запирать двери перед родной матерью.

– Так положено, Вера Вальдемаровна, – солгала я.

И эта дура поверила.

– А как мы будем делить все, что осталось от Яночки? – не унималась она.

– Уже поделено.

– Но я мать... я должна…

– Да. Вы были ей должны. И много. И отдавать долги начнете завтра же. Если вы устроите сцену с воплями, я прослежу, чтоб вас изолировали.

Да, я была чудовищно жестока. В жизни от себя этого не ожидала. Такие, как Вера, всю жизнь обворовывали, обманывали, оскорбляли и ненавидели меня. Но я мстила не за это. С Беатрисой я вела бы себя абсолютно иначе хотя бы потому, что знала – Беатриса любит дочь. А эта сука свою дочь ненавидела.

Во время похорон шел мягкий, светлый дождичек. Говорят, покойнику легче уходить под такой дождь. Слов было мало, но многие искренне плакали. Только я не плакала – горе лежало на мне камнем, который как будто не пропускал воду. Не плакала и стоящая рядом со мной Сова. Думаю, по тем же причинам.

Поминки были тихими – Вера Вальдемаровна сцены не устроила. Потом шофер Стального почтительно отвез ее домой. Я раздала подругам и родственникам тюки с вещами. Я знала, что Яна была бы довольна таким моим поступком.

Наконец мы остались с Виктором вдвоем. Кирюша спал. Я стояла у раковины и мыла грязную посуду.

– Но как я теперь буду жить? – спрашивал без конца Виктор.

– Вначале будет больно. Очень больно. Я знаю по себе. Поэтому надо заняться делом – ведь теперь у тебя целое издательство.

– А если б Яночка не догадалась и не предприняла каких-то шагов, то убили бы меня и издательство перешло бы к Нефедову?

– У вас был такой контракт?

– Да. Издательство неделимо. Так значит, она… она умерла вместо меня?

– Витя, ну нельзя же так! Каждый из нас умирает из-за кого-то.

– Машка вряд ли бы умерла за Володю!

– Она пыталась перехитрить судьбу. Она думала, можно иначе.

– А разве нельзя было Яне иначе? Она могла бы поговорить…

– С кем? С тобой?

Он тяжело опустил голову, потом пробубнил:

– Ну хотя бы с тобой.

– Она была благородна, как ты этого не понял!

Она не хотела никого втягивать в историю, пахнущую кровью!

Он долго думал и вдруг бешено завопил:

– И я ничего в ней не понимал! Я ничего в ней не понимал!