Robert van Gulik - Убийство в Кантоне

Девушка вскочила.

— Какое страшное зло вы им сделали! — гневно воскликнула она. — Да еще радуетесь этому! Вы отвратительно жестокий человек!

— А ты молоденькая дуреха! — не остался в долгу Тао Гань. Поднявшись со стула, он направился к двери и уже с порога мрачно процедил: — Благодарствую за чай!

Слепая, взяв свечу, поспешила следом.

— Осторожно, — предупредила она, — ступеньки очень скользкие!

Пробормотав что-то себе под нос, Тао Гань стал спускаться.

На улице помощник судьи Ди дал глазам привыкнуть к темноте, дабы получше разглядеть дом. «На всякий случай, — сказал он себе. — Разумеется, я вовсе не собираюсь возвращаться сюда. Женщины мне ни к чему. А тем более эта глупая сопливая девица со своими сверчками!» И Тао Гань, не в силах скрыть досаду, зашагал прочь.

Главную улицу, пересекавшую город с севера на юг, ярко освещали фонари лавок, харчевен и питейных заведений. Двигаясь вместе с пестрой толпой и наблюдая отрывки сердитых ссор и шумных перебранок, Тао Гань чувствовал, что настроение его заметно улучшается. Он шагал, вновь кривя рот в язвительной усмешке, пока не показались высокие степью ограды дворца наместника.

Лавки теперь встречались все реже, а прохожих становилось намного меньше. Тао уже хорошо видел высокие стены главного здания и стражников у ворот. В строениях слева от входа находились различные службы судебной управы, а справа — расположение частей караульного войска. Тао Гань преодолел широкие мраморные ступени, что вели вверх — к великолепным дворцовым вратам, сияющим красным лаком. Миновав неприступные зубчатые стены, помощник судьи Ди постучал в плашку над смотровым оконцем небольших ворот в восточном крыле и растолковал стражнику, кто он такой. Ворота растворились, и Тао Гань вступил в наделенный гулким эхом длинный мраморный проход к внутреннему двору восточного крыла, где располагались личные покои судьи Ди.

В приемной разряженный в дворцовое пышное платье смотритель, вскинув брови, с удивлением воззрился на неприглядного посетителя. Тао Гань невозмутимо стянул с себя заношенную кожаную накидку, обнаружив темно-синий халат с шитыми золотом воротником и обшлагами — несомненные знаки высокого ранга. Смотритель живо потупил взор и подобострастно принял у гостя старую накидку, а затем распахнул двойные створки высоких дверей.

Просторная пустая зала неярко освещалась дюжиной свеч в серебряных подставках, помещенных между красными лакированными колоннами, в два стройных ряда выстроившихся вдоль боковых стен. Справа стояли широкое ложе резного сандалового дерева и стол с высокой бронзовой цветочной вазой, тогда как середина залы оставалась пустой и была застлана темно-синим ковром. На возвышении Тао Гань узрел огромный письменный стол и золоченую ширму. За столом восседал судья Ди. Чао Тай устроился на низком табурете напротив него. В зале царили прохлада и тишина. Подойдя поближе к возвышению, Тао Гань ощутил слабый запах сандалового дерева и аромат увядающего жасмина.

Судья Ди, облаченный в пурпурное платье с золотым шитьем по краям и высокую крылатую шапочку с золотым знаком государственного советника, сидел, удобно откинувшись в просторном кресле и сложив руки в широких рукавах. Чао Тай как будто пребывал в глубокой задумчивости: сгорбив широкие плечи, он не мигая смотрел на старинную вазу. Тао Гань вновь поразился тому, как сильно за последние четыре года состарился судья Ди. Лицо государственного мужа словно бы истончилось, вокруг глаз и губ залегло множество глубоких морщин. Кустистые брови все еще оставались иссиня-черными, зато длинная борода и усы пестрели обильной сединой.

Как только Тао Гань приблизился к столу и отвесил низкий поклон, судья Ди поднял глаза. Выпрямив спину, он тряхнул длинными рукавами и глубоким звучным голосом молвил:

— Устраивайся рядом с Чао Таем. У нас дурные известия, Тао Гань. Я как раз думал послать за тобой на пристань, так как дело сдвинулось с места, и весьма стремительно… — Судья повернулся к слуге, так и застывшему посреди залы: — Принеси-ка нам свежего чая.

Когда смотритель вышел, Ди пристально оглядел своих помощников и слабо улыбнулся:

— Как приятно вновь оказаться в тесном кругу, друзья мои! После нашего прибытия в город каждый был занят своими обязанностями и не имел ни времени, ни случая для дружеской беседы, как-то случалось едва ли не каждый день в бытность мою уездным судьей. То были славные времена, и наш верный друг, незабвенный старшина Хун, пребывал среди нас… — Ди устало провел рукой по лицу. Затем, словно очнувшись, снова выпрямился и, распахнув складной веер, коротко объяснил Тао Ганю, как обстоит дело, — только что Чао Тай стал свидетелем гнусного убийства. Прежде чем дозволить ему рассказать тебе об этом, я желал бы выслушать твое мнение о городе.

Судья, кивнув Тао Ганю, откинулся на спинку кресла и стал обмахиваться веером. Тао сел и негромко начал рассказ:

— После того как мы с Чао Таем сопроводили достопочтенного господина сюда во дворец, разумнее всего было взять паланкин и отправиться в южную часть города, дабы подыскать себе пристанище поближе к арабскому кварталу, в соответствии с вашим приказом. Брат Чао выбрал себе постоялый двор неподалеку от мусульманской мечети, а я — на пристани, за самыми Южными воротами. Решив погулять по городу, в полдень мы встретились в небольшой харчевне и остаток дня провели, расхаживая вдоль береговой линии. Мы видели там множество арабов; по слухам, в городе их не меньше тысячи и еще столько же — на кораблях в порту. Но арабы в основном предпочитают общаться промеж собой и не иметь дел с местными жителями. Мы видели, как несколько арабов пришли в ярость, когда стражник ткнул одного из них древком кван-до, но все они мигом утихомирились, как только на подмогу товарищу явились солдаты, а вожак сделал им выговор. — Тао Гань подергал себя за усы.

— Кантон — самый богатый город во всем южном крае, господин, — продолжал он, — и славится ночными гуляниями, особенно по реке, на цветочных лодках. Жизнь бьет здесь ключом: богатые ныне торговцы назавтра могут сделаться нищими, а за игорными столами каждую ночь выигрывают и спускают целые состояния. Нет надобности упоминать, что такой город — сущий рай для бродяг и всякого рода мошенников, вдобавок здесь нередки и денежные надувательства. Но жители Кантона в первую, а также в основную очередь дельцы, посему политика их мало заботит. Если время от времени кантонцы начинают роптать на власть, то лишь по одной-единственной причине: как и все дельцы, они не желают, чтобы в их торговые дела совали нос. Тем не менее я юте обнаружил никаких примет недовольства и не представляю, каким образом горстка арабов могла бы повлиять на здешние порядки.