Роберт Уилсон - Севильский слепец

Рамирес прямо-таки потемнел от едва сдерживаемой ярости. Получалось, что он перемудрил и к тому же лишился удовольствия принять участие в унижении Консуэло Хименес. Фалькон позвонил ей. Она согласилась встретиться с ним и попросила прийти до того, как в ресторане начнут подавать обед.

Он принял в туалете еще одну таблетку орфидала, поражаясь эффективности первой и испытывая искушение провести на них остаток жизни. Он ехал по присмиревшему городу и думал, что, наверное, его врач был прав, это всего лишь стресс. Мы живем в эпоху постоянной тупой тревоги. Поскольку больше не происходит никаких мировых катаклизмов, мы концентрируем свое внимание на мелочах повседневной жизни, уходим с головой в работу и суету, чтобы подавить эту тревогу, которая сопутствует относительному спокойствию. Да, правильно, думал он, я накуплю этих таблеток еще на несколько недель, распутаю это дело и возьму отпуск.

Позади здания суда пара мест на стоянке пустовала. Он припарковался и направился через Сады Мурильо в квартал Санта-Крус. Он замедлил шаг, когда у него вдруг всплыли в памяти слова врача… про самый красивый город Испании… и он оглянулся вокруг, словно попал сюда впервые. Небесный свод над прозрачным, кристально чистым воздухом и высоченными пальмами был по-настоящему лазурным. Андалузское солнце пронизывало зеленую листву платанов, создавая узоры из света и тени на ровной булыжной мостовой. Пурпурные махины бугенвиллий, сияющие после дождей, сползали с белых и охряных зданий. Кроваво-красные герани просовывали головки меж черных прутьев кованых железных балконов. Запах кофе и пекущегося хлеба витал в тихих улочках. Пещерная промозглость узких проулков перетекала в тепло открытых площадей, посреди которых хранили безмолвие золотистые камни старых церквей.

Проходя под высокими платанами на площади Альфальфы, Фалькон пожалел, что ему приходится заниматься сейчас таким делом, — боль и смятение врывались диссонансом в ликование апрельского дня. Секретарша проводила его в кабинет Консуэло Хименес. Та сидела за письменным столом, положив ладони на покрытую кожей столешницу и приподняв плечи, так что обрисовывались подплечники. Фалькон опустился в кресло, ощущая в солнечном сплетении трепет радости. Вот это таблетки! Ему — как человеку, слушающему любимую музыку через наушники, — потребовалось приложить определенные усилия, чтобы удержать свои эмоции в себе.

Он передал ей видеокассету в пластиковом пакете. Она перевернула ее и поморщилась, прочитав название. Фалькон сказал ей, что получил кассету утром по почте, и упомянул о карточке с надписью: «Наглядный урок».

— Это один из непристойных фильмов моего мужа, не так ли?

— Да. Судя по кадрам, отснятым убийцей, ваш муж смотрел его, занимаясь сексом с проституткой. Та же вложенная в посылку карточка обращает наше внимание на четвертую и шестую части.

— Очень хорошо, старший инспектор, и что же в них?

— Вы не имеете ни малейшего представления о содержании этого видео?

— Я не интересуюсь порнографией. Я ее не выношу.

— Судя по одежде актеров и актрис, фильму, по нашей оценке, лет около двадцати.

— Одежда в похабном фильме… это что-то новое.

— Она присутствует только в самом начале.

— Продолжайте, старший инспектор. Если за этим что-то скрывается, выкладывайте сразу.

— В двух эпизодах, которые нам было рекомендовано просмотреть, фигурируете вы, сеньора Хименес, еще совсем молодая.

Последовало ледяное молчание. Достаточно долгое для того, чтобы наступило новое оледенение.

— Почему, как вам кажется… — начал Фалькон.

— О чем вы говорите, старший инспектор?

Злоба в ее голосе не оставила камня на камне от его уверенности. У него в голове мелькнула мысль, что они ошиблись, что Рамирес обознался и что это была не она. Мебель в кабинете стремительно куда-то понеслась, когда он столкнулся в лоб с самой щекотливой ситуацией в своей профессиональной карьере.

— Мне интересно, — сказал он, беря себя в руки, — зачем кому-то понадобилось присылать нам этот фильм.

— Кто дал вам право являться ко мне с таким гнусным заявлением?..

— У вас есть видеоплеер?

— Пошли, — бросила она и схватила пакет.

Они вышли из кабинета и дошли по коридору до маленькой комнатки, в которой стояли двухместный диван, кресло и телевизор с видеоаппаратурой. Фалькон с трудом натянул латексную перчатку на взмокшую руку. Пленка была заранее установлена на четвертый эпизод. Фалькон решил, чтобы не усугублять неловкость, показать только начальные кадры, в которых в квартиру впускают четверых новых гостей. Он остановил изображение на том месте, где она входит в дверь. Сеньора Хименес усмехнулась, указав на свои светлые волосы. Фалькон продолжил демонстрацию видеофильма до того момента, когда камера взяла крупный план ее лица, которое нельзя было не узнать. Он попытался зафиксировать картинку, но видеоплеер не подчинился ему. Совсем еще молодая Консуэло расстегнула молнию на брюках стоявшего перед ней мужчины и вытащила пенис. И тут Консуэло Хименес с багровым лицом, оттолкнув Фалькона, выключила плеер и выхватила из него кассету.

— Это — вещественное доказательство, — предостерег Фалькон.

Она с размаху швырнула кассету на пол и припечатала своим острым каблуком. Пластиковый футляр проломился, и разъяренная женщина стала стряхивать его, но пленка оказалась вязкой, как собачье дерьмо. Тогда она сбросила туфлю, стащила кассету с каблука и запустила ею в стену. От удара кассета разлетелась на куски. Фалькон кинулся к ней с пакетом и сгреб в него остатки. Тут Консуэло налетела на него, как фурия, и принялась молотить его по голове и по спине с визгом и бранью… с такой бранью, какой он не слышал даже в притонах наркоманов в Сан-Пабло. Фалькон развернулся к ней, схватил за плечи и прикрикнул на нее; она уткнулась ему в плечо и залила слезами его костюм.

Он усадил ее на диван. Она закрыла лицо рукавом. Фалькон не мог определить, притворная это истерика или искренняя. Она постепенно успокаивалась, хотя губы еще вздрагивали. Он сел в кресло, по возможности подальше от нее.

— Да, — выдохнула она, — это была я.

— Трудное время?

— Момент хуже некуда, — ответила она, сведя неприятную полосу жизни к краткому мгновению.

— Денежные затруднения?

— Всякие, — произнесла она, заглядывая в бездну потревоженного прошлого. — Я уже рассказывала о деталях второго аборта, оплаченного моим любовником. А это было прелюдией к моему первому аборту, который мне пришлось оплачивать самой. Самолет до Лондона и обратно, гостиница, больница. Мне необходимо было собрать кучу денег за два месяца без какой бы то ни было помощи.