Роберт Дугони - Возмещение ущерба

Бонни отдала ему фотографию и, приложив палец к губам, задумалась. Секунду спустя она ответила:

— Нет. Сказать, что был с ним кто-то, не могу. Но ведь кто-то мог и в машине оставаться, верно? Он заходил и заказывал еду на вынос. Пока ждал, мы с ним парой слов перекидывались — ничего особенного, «как поживаете?» и всякое такое. Как я и сказала, приятный был человек. Так вы думаете, его кто-то убил?

Логан бросил взгляд через стол на сидевшую напротив Дану.

— Мы не знаем, Бонни. И именно это мы пытаемся выяснить.

Маршалл Коул откинулся на подушки. Его ноги были раскинуты, пальцы сжимали простыню. Голова женщины мерно прыгала вверх-вниз между его колен. В ногах стоявшей в номере кровати синел экран телевизора. Коул застонал, но не столько от удовольствия, сколько от досады. С того несчастливого дня в мотеле, убийства Ларри Кинга и прочее, Коул все не мог расслабиться, перестать оглядываться, коситься через плечо, перестать видеть перед собой, стоило только закрыть глаза, человека в темных очках. Даже и минет-то ему был не в радость.

Женщина распрямилась, перевела дух и потерла себе челюсть. Ухватив рукой его член, она грубо потеребила его, попутно потянувшись через кровать за длинной узкогорлой бутылкой «Будвайзера».

— Ну что, долго ты так собираешься, ни то ни сё, а, Маршалл?

Она отпила из бутылки, и по шее у нее к стоявшим торчком грудям потекла струйка пива.

Она загораживала ему экран, и он опять пригнул ее голову к своему члену, пытаясь не отвлекаться. Пиво не притупило ни пульсирующей боли в лодыжке, поврежденной прыжком из окна ванной комнаты, ни назойливого воспоминания о том человеке. Он потянулся к своей бутылке на тумбочке и прикончил ее, слушая новости по телевизору. Этот чертов синоптик болтал, какая погода ожидается по всей стране. Да кому это надо? На кой хрен жителям Вашингтона знать, что в Лос-Анджелесе ожидается 85 градусов по Фаренгейту, а на Гавайях — солнечно и безветренно? Говорят, местные там носами трутся. Коул решил, что неплохо бы сократить прогноз погоды минуты на две-три, а лишнее время отдать спортивным новостям — их всегда дают в конце, когда времени в обрез. Будь он владельцем канала, он бы спорт пустил первым — ведь это единственная часть программы, где не сообщают дурных новостей.

— Ну хватит, — раздраженно сказала женщина. — Кончай, Маршалл, кончай! Не всю же ночь мне с тобой возиться!

Коул опять пригнул ее голову.

Синоптик закончил свою метеосводку, и Коул открыл глаза, но тут опять начались новости. Двое ведущих за столом — мужчина и женщина — никак не могли заткнуться. Коул закрыл глаза — новый сюжет и новая болтовня, тянут время перед спортом. И это когда Коулу позарез требовалось узнать, по-прежнему ли отстает «Маринер» от «Эйнджелс» на три очка в чемпионате «Американской Западной Лиги»! Ребята выиграли шесть матчей, и Коул волновался, как там насчет седьмого. «Маринер» — это единственное, что ему нравилось в штате Вашингтон. А так — дожди беспросветные. Лучше он подастся в Айдахо — там сухо, а зимой снег.

Коул задремал, осовев от спиртного; сквозь дрему до него долетали обрывки новостей. Он сконцентрировался на своей промежности. Если рассчитать хорошенько, то он кончит как раз перед спортивными новостями. Он услыхал приветственные клики и открыл глаза, испугавшись, что проспал. Но нет — это просто какой-то кретин в пиджачной паре прокладывал себе путь в толпе. Коул уже собирался опять закрыть глаза, но вдруг взгляд его поймал это лицо. Голова женщины опять подскочила вверх, загораживая экран. Коул резко сел в постели и с силой вжал ее голову себе в промежность. Его пробрал озноб.

— Сукин сын! — прошептал он.

Женщина что-то буркнула. Коул не обратил внимания. Тогда она укусила его.

— Черт!

Коул ухватил ее за волосы и скинул на пол, сам же, держа член в руках, подался к экрану. Но то лицо в телевизоре пропало, вместо него там торчала голова обозревателя.

Женщина поднялась и набросилась на него с кулаками:

— Черт тебя дери, Маршалл! Мать твою! Сволочь проклятая! Ты что, охренел? Вот и справляйся сам как знаешь!

Коул, отведя ее от себя одной рукой, заломил ей кисть и стал нажимать кнопки, переключая каналы. Комментатор на пятом сказал что-то о спорте, но очень кратко, после чего началась реклама.

— Ей-богу, его скоро удар хватит! — с шутливой озабоченностью говорила на следующее утро Линда, докладывая Дане о том, в каком настроении пребывает Марвин Крокет. — И хорошо еще, если не надо будет делать ему искусственное дыхание рот в рот, а прямиком вызывать перевозку из морга.

Дело в том, что Дана, отпросившаяся накануне, в это утро еще и опаздывала, что, на взгляд Крокета, было чистой воды своеволием. Ирония заключалась в том, что, горя желанием уволить Дану, Крокет, вне всякого сомнения, подозревал ее в связях с другими фирмами и хитрых кознях по переманиванию у него клиентов.

— Скажи ему, что не можешь до меня дозвониться. Что я отключила сотовый.

И она улыбнулась, представив себе, как будет рвать и метать Крокет. Затем она нажала кнопку отбоя и действительно отключила телефон.

Выйдя из машины, она под моросящим дождем перешла на противоположную сторону Харрисон-стрит и толкнула массивную дверь здания с лепным фасадом вблизи торгового центра. Внутри, как комариный рой, жужжали сверла и слабо, но отчетливо пахло нагретым металлом; в запахе этом было что-то от стоматологического кабинета. Три корейца в своих отсеках склонились над изделиями, что-то ловко подтачивая, в витринах с драгоценностями горели синие лампочки подсветки. Дана подошла к грубой деревянной конторке, поцарапанной, прожженной сигаретами, запачканной чернилами, и спросила сидевшую там женщину, нельзя ли ей переговорить с Кимом; несмотря на их многолетнее тесное общение, Дана так толком и не знала, что такое «Ким» — имя или фамилия, — просто называла владельца этой ювелирной мастерской так, как называли его все. Ким был ювелиром ее матери — он делал Дане кольца на обручение и на свадьбу. Каждую годовщину она отмечала походом к Киму, который прибавлял к ее кольцу очередной маленький бриллиантик. Все эти годы он ремонтировал для нее серьги, браслеты и часы, чинил замочки, переделывал оправы.

— Миссис Дана. — Ким вынырнул из-под подвешенной в дверном проеме занавески из бус. Одежда его была неизменной — черные синтетические брюки и белая, с короткими рукавами рубашка, из нагрудного кармана которой торчала прицепленная авторучка. Материя над ней была испачкана синей пастой. Хотя Киму не могло быть меньше шестидесяти с хвостиком, на лице его это никак не сказалось — оно было круглым и без морщин. Глаза его, увеличенные стеклами очков в темной оправе, были снабжены еще и лупой — приспособление это свисало с оправы на тонкой, похожей на антенну проволочке, чтобы в любую минуту Ким мог прижать его к своему левому глазу. — Неужто уже пора? — Ким оглянулся на висевший на стене календарь. — Вы за девятым камешком?