Джайлс Блант - Сорок имен скорби

Он засыпал и просыпался, опять и опять.

И вот он очнулся с ощущением забытой ясности. Неизвестный демон, высасывавший из него энергию, сейчас, кажется, ослабил хватку, и, если не считать вялости мышц, он чувствовал себя почти нормально. Рядом с кроватью обнаружилась Кэрен, письмо, полное любви и томления. Он с нежностью вспоминал ее лицо, ее тело. К нему вернулось ощущение близости с Кэрен, и он писал о плотских радостях в самых ярких красках. На мгновение ему пришлось остановиться. Он пытался придумать, как еще можно назвать наслаждение. «Восторг» — не то, а «удовольствие» уже два раза было. Может быть, «блаженство»? Он уже хотел поставить это слово — и вдруг так и застыл с ручкой, занесенной над бумагой. Сверху донесся звук, пусть и глухой, но несомненный. Звонок телефона.

Эди хохотала до рези в животе.

— «Я неделю тяжело болел, — читал Эрик. — Точно не знаю, сколько, но ты не поверишь, как надоедает рвота после десятого раза».

— Видишь, Эрик? Кийту понравились мои коктейли с ипекакуаной. Мои волшебные блевотные снадобья. Секрет в том, чтобы смешать их с валиумом. Это дает совершенно особые ощущения. — Она обожала, когда Эрик смеется. Ну почему он не может быть таким всегда? Веселый, раскованный. В такие минуты она почти верила, что они — нормальная семейная пара, самая обычная, простая семья, супруги, радостно смеющиеся вместе. Забывалась и безотрадная зима, и нескончаемый холод. Она даже почти забывала о своей внешности. Ну да, она видела, как глаза Кийта Лондона по-мужски прошлись по ее лицу и фигуре, оценив ее и отвергнув, хотя он и держался дружелюбно. Ну и ладно, пусть ему на нее плевать. Не важно, ведь Эрик — с ней, и Эрик счастлив.

— Лучше поменьше ипекакуаны, главное — валиум, — говорил тем временем Эрик. — А то он выблюет то, что мы будем ему давать. Вот послушай-ка.

Сверху послышалось «бум, бум, бум». Господи, ба, дай же ты нам отдохнуть. Дай мне спокойно побыть с мужчиной, раз в жизни повеселиться. Неужели ты не можешь оставить нас в покое?

В ответ на этот глас поднебесья Эрик стал читать только громче:

— «Я живу у молодой пары. Они очень странные, Кэрен, но штука в том, что без них я бы, скорее всего, погиб».

— Слышишь, Эрик? Без нас бы Кийт, скорее всего, погиб.

— «Женщина, ее зовут Эди, работает в аптеке и достает все лекарства бесплатно. По крайней мере, она говорит, что получает их бесплатно. У меня такое ощущение, что она их просто ворует».

— Гаденыш проклятый, — отозвалась Эди. — Он еще пожалеет, что написал это письмо, Эрик. Вот увидишь. Уж он у меня попляшет.

Опять «бум-бум-бум» с верхнего этажа.

— Слушай дальше, — продолжал Эрик. — «Я думаю о тебе, я о тебе мечтаю, я скучаю по тебе. Мне так хочется опять оказаться с тобой в постели. Мне было с тобой так хорошо».

Дальше следовало несколько весьма откровенных пассажей, которые Эрик зачитал очень потешным высоким голоском, и оба скорчились от хохота, у них даже полились слезы.

— «Эрик сказал мне, что у них тут нет телефона, но я только что слышал звонок. Это меня немного тревожит».

— Немного тревожит, а, Кийт? Ты полагаешь, что телефонный звонок немного тревожит, а?

— Мы тебе покажем, что такое «тревожит», Кийт. Мы потревожим твои яйца, так что они отвалятся от твоего поганого тельца.

— Мы потревожим тебе мозги, так что они вытекут из твоей поганой башки, ублюдок. Что случилось?

Эрик вдруг замолк.

— Что такое, Эрик?

Он показал ей письмо, тыча в строчку, нацарапанную внизу. Это был адрес Эди.

— Как это он умудрился запомнить адрес, ради всего святого? Он тогда нализался как скотина.

Эрик сложил листок и сунул его обратно в конверт, который они перед этим вскрыли, подержав над паром.

— Я его выброшу. Или нет, лучше в унитаз…

— Что у вас тут творится? Почему ты не приходишь, когда я тебя зову? — Бабушка Эди, покачиваясь, опираясь на палку, возникла в дверях. Веки покраснели, глаза так и сверкали гневом.

— Прости, бабуля. Мы просто музыку слушали.

— Я не слышала никакой музыки. Я все колочу и колочу, Эди, а ты не приходишь. Все колочу и колочу. Почему Эрик еще тут?

— Привет, бабулечка. — Эрик очаровательно улыбнулся. — Может быть, мне раскроить вам череп?

— Что он говорит?

— Ничего, бабуля. Пошли, я отведу тебя наверх.

Но бабушка не успокоилась. Эта девчонка еще смеет от меня отмахиваться, указывать, когда мне уходить.

— Не вижу, почему бы тебе не прийти, когда я тебя зову, Эди. Я не так уж о многом тебя прошу. Многие просили бы куда большего у человека, которого они вырастили как собственного ребенка.

— Это все потому, что она вас ненавидит, бабуленька. Не стоит переживать. Она просто ненавидит ваши вонючие потроха.

— Отстань от нее, Эрик. Я ее уведу. — Эди помогла ей повернуться, укоризненно взглянув на Эрика из-за плеча старушки.

Когда они ушли, Эрик направился в крошечную уборную под лестницей. Там он долго смотрел на письмо. Сначала он намеревался разорвать его на мелкие клочки, но его заинтересовали эротические описания. Он опустил сиденье унитаза и уселся перечитать. Должно быть, эта Кэрен — занятная штучка. Приличия требуют послать ей маленький подарочек.

Джека Ференбаха с его двухметровым ростом вполне можно было поместить в журнальную рекламу обуви для туристов. Он воплощал в себе идеальный образ любителя активного отдыха во всем, вплоть до легкой небритости. Так и видишь снимки, на которых он разбивает палатку или жарит только что пойманную форель в походной печке «Коулмен». Плечи у него были словно широкая прочная скамья, да и все тело казалось вырубленным из дуба. Впрочем, впечатление несколько нарушали вполне консервативный галстук и пара бифокальных очков, которые Ференбах стащил с носа, чтобы получше рассмотреть Кардинала и Делорм, без предупреждения возникших у него на пороге.

— Надеюсь, это не насчет неправильной парковки, — заявил он, когда Кардинал показал ему удостоверение. — Я им уже пять раз говорил, я им твердил до посинения, что я этот проклятый штраф заплатил . Господи боже ты мой, у меня есть оплаченная квитанция, я им послал фотокопию. Почему они не отслеживают такие вещи? Есть же технология. У них что, в муниципалитете нет компьютеров? В чем сложность?

— Мы не насчет неправильной парковки, мистер Ференбах.

Ференбах смерил Кардинала изучающим взглядом и, видимо, нашел у него в лице массу недостатков.

— В таком случае что же вам угодно?

— Извините, можно войти?

Он разрешил им проникнуть в жилище не далее чем на метр с небольшим, и они оказались в тесной прихожей, увешанной одеждой.

— По поводу кого-то из моих учеников? С кем-нибудь что-то случилось?

Кардинал вытащил фотографию Тодда Карри. Это был удачный моментальный снимок, который Делорм выпросила у матери подростка. Широкая улыбка, но взгляд беспокойный, словно глаза не доверяют губам.