Джон Гришем - Золотой дождь

Первым очухивается Т. Пирс Морхаус.

— Заходите, Руди, — приглашает он, поскольку не пригласить меня нельзя. Я киваю Б.Дьюи Клею Хиллу-третьему, затем М.Алеку Планку-младшему и Брэндону Фуллеру Гроуну, после чего обмениваюсь рукопожатием с квартетом новых лиц, которых Морхаус поочередно представляет, но имена их тут же вылетают у меня из головы. Знакомого по слушанию дела в мемфисском суде зовут Джек Андерхолл. Он один из юрисконсультов «Прекрасного дара», обычно представляющий интересы компании по разным вопросам.

Выглядят мои противники свежими и готовыми к схватке; чувствуется, что все они хорошо выспались после непродолжительного полета и сытного ужина. Одежда выглажена, воротнички накрахмалены, словно костюмы долго висели в шкафах, а не были извлечены из дорожных сумок. Мои глаза красные и припухшие от недосыпания, рубашка измята. Но мне некогда обращать внимание на подобные пустяки.

Появляется стенографистка, и Т. Пирс гонит нас к овальному столу. Суетясь, как наседка над цыплятами, он долго всех рассаживает. Ясно, что места за противоположным концом стола займут свидетели, а вот размещение остальных вызывает у него затруднения. Наконец Морхаус справляется с этой проблемой. Я послушно усаживаюсь на предложенный стул и пытаюсь придвинуть его ближе к столу. Задача почти непосильная, поскольку чертов стул весит не меньше тонны. Напротив меня, по меньшей мере в трех метрах, располагается квартет из «Трень-Брень»; все четверо шумно раскрывают портфели и атташе-кейсы — клацают замки, вжикают застежки «молний», хлопают папки, шуршат документы. Не проходит и нескольких секунд, как весь стол загроможден бумагами.

Четверо представителей «Дара жизни» рассаживаются за спиной стенографистки; они не уверены в своих действиях и ждут сигнала Т. Пирса Морхауса. Наконец, разложив перед собой бумаги и блокноты, он провозглашает:

— Что ж, Руди, начнем мы, пожалуй, с допроса Джека Андерхолла, юрисконсульта нашей страховой компании.

Я предвидел этот шаг и уже заранее решил, что меня это не устраивает.

— Нет, — возражаю я, немного нервозно. Я на враждебной территории, в неприятельском кольце, но отчаянно пытаюсь казаться хладнокровным и уверенным в себе. Причин, по которым мне не хочется начинать допрос с юрисконсульта «Прекрасного дара», несколько, не говоря уж о том, что мне просто претит потакать вражеским планам. Приходится то и дело напоминать себе, что этим допросом распоряжаюсь я.

— Прошу прощения? — переспрашивает Т. Пирс.

— Вы слышали, что я сказал. Первой я хочу допросить Джеки Леманчик, инспектора по исковым заявлениям.

Главное в любом деле по обману доверия клиентов это досье по иску, вся переписка и прочие документы, которые хранит у себя на службе инспектор по искам. В удачном деле подобное досье содержит удивительную хронологию всевозможных правовых промахов. Я имею полное право ознакомиться с этим досье и должен был получить его десять дней назад. Драммонд прикинулся, что он здесь ни причем, и свалил всю вину на клиента. Киплер распорядился, чтобы досье было полностью подготовлено для меня к сегодняшнему утру.

— Нам кажется, что лучше было бы начать с мистера Андерхолла, — неуверенно возражает Т. Пирс.

— Меня это не интересует, — отрезаю я, вложив в голос побольше справедливого негодования. Я могу себе это позволить, поскольку судья — мой приятель. — Может, Киплеру позвоним? — подначиваю я, вконец обнаглев.

Киплера здесь нет, но дух его все равно главенствует. Согласно его весьма недвусмысленному распоряжению, все шестеро затребованных мной свидетелей должны быть на месте, начиная с девяти утра, и только мне решать, в каком порядке они должны давать показания. И они не имеют права никуда отлучиться, пока я их не отпущу. Кроме того, судья предоставил мне право в случае необходимости привлекать дополнительных свидетелей. Меня так и подмывает постращать своих противников звонком судье.

— У нас, м-мм, некоторые затруднения с Джеки Леманчик, — бормочет Т. Пирс, нервозно оглядываясь в сторону четверки из «Дара жизни», разместившейся за столом ближе к двери. Все они, потупив взоры, разглядывают собственные ноги. Т. Пирс восседает прямо напротив меня, он мой главный оппонент.

— Какие ещё затруднения? — спрашиваю я.

— Она здесь больше не служит.

У меня отвисает челюсть. Я ошеломлен, и не сразу нахожу, что сказать. Я тупо гляжу на Т. Пирса, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями.

— И… как давно? — выдавливаю я.

— С конца прошлой недели.

— А точнее? Заседание состоялось в четверг. Вы знали об этом уже тогда?

— Нет. Она уволилась в субботу.

— Ее уволили?

— Нет. Она ушла по собственному желанию.

— И где она сейчас?

— Она ведь больше не является служащей компании, — пожимает плечами Т. Пирс. — Значит мы не имеем возможности привлечь её в качестве свидетеля.

На мгновение я сверяюсь со своими записями, просматривая остальные фамилии.

— Что ж, как тогда насчет Тони Крика, младшего инспектора по исковым заявлениям?

— Его тоже нет, — отвечает Т. Пирс. — Он уволен по сокращению штатов.

Второй удар посылает меня в нокдаун. В голове все смешалось, и я не знаю, как быть дальше.

«Прекрасный дар жизни» уволил своих людей, чтобы не позволить мне взять у них показания.

— Надо же, какое совпадение, — уязвленно говорю я. Планк, Хилл и Гроун не отрывают глаз от блокнотов. Что они там пишут — ума не приложу.

— Наш клиент время от времени проводит сокращение штатов, — поясняет Т. Пирс, сохраняя серьезную мину.

— А как насчет Ричарда Пеллрода, старшего инспектора по исковым заявлениям? — спрашиваю я. — Впрочем, я и сам знаю — его тоже сократили.

— Нет. Он здесь.

— А Рассел Крокит?

— Мистер Крокит перешел на другую работу.

— Его уволили по сокращению штатов? — саркастически спрашиваю я.

— Нет.

— Ага, значит он уволился по собственному желанию, как Джеки Леманчик?

— Совершенно верно.

Именно Рассел Крокит, будучи в ту пору старшим инспектором по рассмотрению исковых заявлений, сочинил злосчастное «дурацкое» письмо. Мой ключевой свидетель, допрос которого я предвкушал перед приездом в Кливленд, несмотря на все свои страхи и опасения.

— А Эверетт Лафкин, вице-президент по искам? Тоже сокращен?

— Нет. Он тоже здесь.

Надолго воцаряется молчание — дожидаясь, пока страсти улягутся, все делают вид, что занимаются какими-то делами. Да, вчиненный мною иск произвел во вражеском стане изрядный переполох. Я лихорадочно строчу в блокноте, составляя перечень ближайших задач.

— А где досье? — спрашиваю я наконец.

Т. Пирс оборачивается и извлекает откуда-то кипу бумаг. Придвигает их ко мне. Это аккуратно выполненные ксерокопии, стопки которых перехвачены толстыми резинками.