Джон Гришем - Золотой дождь

— Ничего не могу поделать. Его выпустили.

— И куда он делся? — тупо спрашиваю я.

— Понятия не имею, — отвечает матрона и кладет трубку.

Итак, Отт на свободе. Он обвел меня вокруг пальца. В тот раз, когда Дек и Мясник нашли его, счастье нам улыбнулось, теперь же бывший страховой агент опять залег на дно.

Телефонный звонок, которого я ждал с таким душевным трепетом, раздается воскресным утром. Я по-хозяйски сижу во внутреннем дворике мисс Берди, читая воскресную газету, потягивая кофе и наслаждаясь прекрасной погодой. Звонит Дот — то, чего мы так боялись, случилось час назад. Накануне с вечера Донни Рэй заснул, а сегодня уже не проснулся.

Голос Дот слегка дрожит, но она старается держать себя в руках. Мы разговариваем, и я замечаю, что во рту у меня пересохло, а на глаза наворачиваются слезы. В голосе Дот слышится облегчение.

— Отмучился мой мальчик, — раз за разом повторяет она. Я заверяю, что мне страшно жаль, и обещаю зайти попозже днем.

Я бреду по двору к гамаку и, привалившись спиной к дубу, утираю слезы. Потом, не отрывая ног от земли, присаживаюсь на гамак и, потупив взор, приношу последнюю молитву за упокой души Донни Рэя.

Я звоню домой судье Киплеру и извещаю его о кончине Донни Рэя. Похороны состоятся завтра в два часа дня, что представляет для нас некоторую сложность. Дело в том, что именно завтра в девять утра начинаются допросы, которые должны продлиться всю неделю. Я убежден, что белые воротнички из Кливленда уже в Мемфисе; возможно, они даже сидят сейчас в конторе Драммонда, репетируя свое поведение перед видеокамерой. Да, на случай эти ребята полагаться не станут.

Киплер просит, чтобы я в любом случае приехал в суд к девяти часам утра, а потом мы будем действовать по обстоятельствам. Я сказал, что готов. Да и почему бы не быть готовым? Я уже отпечатал список вопросов, которые собираюсь задать всем свидетелям, а его честь соизволил лично их отредактировать. Дек тоже приложил к ним руку.

Киплер, правда, намекает, что может и отложить допрос, поскольку на завтра у него назначены два важных слушания.

Ну и ладно. Сейчас мне уже все равно.

К тому времени, как я подкатываю к дому Блейков, оплакивать Донни Рэя, кажется, собралось уже все предместье. Улица и подъезд к дому запружены автомобилями, составленными впритык друг к другу. Перед самым домом толпятся старики, некоторые сидят на крыльце. Я грустно улыбаюсь, киваю налево и направо, прокладывая через толпу путь в дом, где и застаю Дот — она стоит в кухне у холодильника. Дом битком забит людьми. Все столы и буфетные стойки заставлены блюдами с пирогами, кастрюльками и «тапперуэрами» [6] Пищевые пластиковые контейнеры фирмы «Tupperware" с жареными цыплятами.

Мы с Дот обнимаемся. Соболезнования я приношу самые простые, без конца повторяя, как мне жаль, а Дот благодарит меня за приезд. Глаза у неё красные, опухшие, и я понимаю: Дот уже выплакала все слезы. Она машет рукой в сторону угощения и предлагает мне брать все, чего душа пожелает. Я покидаю кухню, оставляя Дот на попечение соседок.

Внезапно меня охватывает лютый голод. Я накладываю на картонную тарелку жареного цыпленка, бобы с капустой и выхожу во внутренний дворик, где в полном одиночестве приступаю к трапезе. Бадди, слава богу, не видно. Должно быть, Дот, во избежание возможных конфузов, заперла муженька в спальне. Я ем медленно, прислушиваясь к обрывкам разговоров, которые доносятся из открытых окон кухни и столовой. Когда тарелка пустеет, я накладываю себе вторую порцию и снова уединяюсь в крохотном дворике.

Вскоре там появляется молодой человек, лицо которого кажется мне знакомым.

— Я Рон Блейк, — представляется он, присаживаясь по соседству со мной. — Брат Донни.

Он стройный и подтянутый, не слишком высокого роста.

— Рад познакомиться с вами, — говорю я.

— Вы, значит, и есть тот самый адвокат. — В руке брат Донни Рэя держит жестянку с шипучкой.

— Да. Меня зовут Руди Бейлор. Примите мои самые искренние соболезнования.

— Спасибо.

Мне вдруг приходит в голову, что Дот и Донни Рэй на удивление редко вспоминали про Рона. Родительское гнездо Рон покинул вскоре по окончании средней школы, и с тех пор жил вдали от дома. В какой-то степени я его понимаю.

Он не слишком разговорчив. Говорит натянуто, обрывками фраз, но в конце концов речь заходит о трансплантации костного мозга. Рон подтверждает то, что я уже знал — для спасения брата он и в самом деле готов был пожертвовать собственным костным мозгом, благо доктор Корд сказал, что донор из него получится идеальный, и ни о какой несовместимости не может быть и речи. Я объясняю, что несколько месяцев спустя ему придется объяснить все это жюри присяжных, и Рон охотно соглашается. Он задает несколько дежурных вопросов о предстоящей тяжбе, но даже не пытается выяснить, сколько денег обломится ему лично в случае нашей победы.

Уверен, что ему сейчас тяжело, но держится Ронни Рэй неплохо. Я завожу разговор о его детстве, надеясь услышать привычные милые байки о потешных проделках и розыгрышах, столь любимых близнецами. Бесполезно. Да, Рон, конечно рос и взрослел здесь, но сейчас ему не до воспоминаний.

Похоронная церемония состоится завтра в два часа дня, но я готов биться об заклад, что уже в пять Рон будет на борту самолета, вылетающего в Хьюстон.

Толпа редеет, затем появляются новые лица, но еда не убывает. Я уплетаю один за другим два куска шоколадного торта, а Рон потягивает теплую минералку. Мы сидим ещё пару часов, и я вконец изнемогаю.

Наконец я приношу извинения и отбываю.

В понедельник Лео Ф. Драммонд вновь восседает в дальнем от меня конце зала суда, окруженный привычной толпой сосредоточенных соратников, облаченных в строгие темные костюмы.

Я готов к бою. Под ложечкой, правда, противно сосет, и я сижу, не смея дохнуть, но все вопросы записаны на бумаге, и я терпеливо жду своего часа. Даже в полубессознательном состоянии я сумею их зачитать и выслушать ответы свидетелей.

Забавно, но и парни из «Прекрасного дара» явно не в своей тарелке. Представляю, какие проклятья обрушили они на Драммонда, меня, Киплера, да и всю судейско-адвокатскую братию, узнав, что должны всей кучей заявиться сюда для дачи показаний, и не просто заявиться, но просиживать часами и сутками, пока я не соблаговолю покончить с допросом.

Киплер занимает свое место и объявляет, что наше дело будет заслушано первым. Сам допрос состоится в соседнем зале, который всю эту неделю пустует. Это удобно — его честь может периодически заглядывать к нам и ставить Драммонда на место. А тем временем он подзывает нас с Драммондом, желая что-то сказать.