Александр Ермак - «ГЗ»

Через год утвержден „Общий устав императорских Российских университетов”. Согласно ему упразднялся университетский суд, контроль за расходами изымался из ведения Совета и передавался попечителю. Профессора избирались Советом путем голосования и в то же время министр имел право назначить профессора в университет на вакантное место.

„Студенты были раскиданы по всей обширной Москве, сходились – кто пешком, кто в экипаже – на лекции. Ничто не отвлекало от занятий тех, кто хотел заниматься… Никаких балов, концертов, спектаклей в пользу неимущих слушателей не давалось… Все было патриархально и просто; ходили в университет как к источнику за водой, запасались знанием, кто как мог – и, кончив свои годы, расходились…”

В 1835 году попечителем Московского учебного округа был назначен граф Сергей Григорьевич Строганов. „Явился начальник, какого никогда еще не бывало, человек дея тельный, хотевший сделать в своем ведомстве все как нельзя лучше и имевший к тому средства. Дух добросовестного начальника сделался присущ каждому заведению; Строганов поселил всюду свой дух, и этот дух блюл за улучшением нравственным и учебным. Всех осенила благодетельная мысль: чтоб заслужить внимание начальника, надобно как можно усерднее исполнять свою обязанность – и только, не заботясь более ни о чем; от начальника не скроется нерадение, он не пощадит; и к нему нельзя подольститься ничем другим, кроме усердного исполнения должности, кроме личных достоинств… Прийти к Строганову с рекомендательным письмом от знатной дамы, знатного господина, значило навсегда погубить себя в его мнении, никогда не получить от него места. Огромна была заслуга Строганова в том отношении, что он уничтожил занятие учебных воспитательных мест по рекомендациям людей, неспособных ценить рекомендуемых…”

В 1837 г. закончена внешняя и внутренняя переделка комплекса усадьбы Пашкова для размещения новых университетских зданий. В 1841 г. в Московском университете введена плата за обучение со студентов и вольнослушателей (28 руб. 57 коп.).

„Профессором словесности был Шевырев…, богатое содержание умел превратить в ничто, изложение богатых материалов умел сделать нестерпимым для слушателей фразерством и бесталанным произведением известных воззрений… Бесконечные фразы о гниении Запада, о превосходстве Востока, русского православного мира. Однажды после подобной лекции Шевырева, окончившейся страшной трескотней в прославлении России, студент-поляк Шмурло… спросил: «Не знаете ли, сколько Шевырев получает лишнего жалования за такие лекции?» Так умел профессор сделать свои лекции казенными…

Преподавание Грановского представляло широкую и возвышающую душу картину исторического развития человечества… Грановский одарен был высоким художественным чувством… Все преподавание Грановского насквозь было пропитано гуманностью, оценкою в человеке всего человеческого, к какой бы партии он ни принадлежал, в какую бы сторону ни смотрел… Когда Грановский обращался к слушателям с сердечным словом, не было возможности оставаться равнодушным; вся аудитория увлекалась неудержимым восторгом… В нем было такое гармоничное сочетание всех высших сторон человеческой природы, и глубины мысли, и силы таланта, и сердечной теплоты, и внешней ласковой обходительности, что всякий, кто к нему приближался, не мог не привязаться к нему всей душой…

Катков читал уже второй год… Никто из слушателей не понял ни единого слова из всего того, что читал профессор, так что, когда наступил экзамен, он всем должен было поставить 5, ибо студенты вовсе не были виноваты в том, что отвечали совершеннейшую чепуху…

Изложение Соловьева было ясное, умное и живое… Поражали новые взгляды, мастерские очерки…

Герье читал просто, безо всяких эффектов, неторопливо и размеренно, очень ясно и отчетливо излагая свою мысль. Он считался грозою факультета… Требования его были вполне разумны, да и в качестве экзаменатора он был вовсе не так страшен, как его малевали ходячие среди студентов анекдоты. Один из этих анекдотов пользовался особой популярностью. За столом сидят три экзаменатора: протоирей Сергиевский, философ Троицкий и Герье. Сергиевский говорит студентам: «Верь, не то будет единица», Троицкий говорит: «Не верь, не то будет единица», а Герье говорит: «Верь – не верь, а единица все равно будет».

Дювернуа странный был профессор. Он ходил по Москве, словно иностранец, неожиданно для себя попавший в русскую столицу. Его речь была весьма нелепа для русского уха… Идя по улице и желая поторопить бабу, медленно шедшую перед ним и мешавшую ему идти, говорил ей: «Поселянка, прогрессируй» – и искренне удивлялся, что баба его не понимает…”

В 1842 г. окончивший Берлинский университет И.С.Тургенев обратился в Совет университета с просьбой предоставить ему право на получение степени магистра философии. Он надеялся в будущем занять соответствующую кафедру. Однако Совет отказал, ссылаясь на невозможность экзаменов „в науке, которая в течение 15 лет не преподается в университете”.

В августе 1847 г. Грановский „со товарищи” обратились к попечителю графу Строганову. Молодые ученые требовали увольнения профессора Н.И.Крылова, который своими личными качествами „позорил университет”. „Крылов был человек необыкновенно умный и даровитый, но полнейший невежда и лишенный всякого нравственного смысла…” На экзамене он поставил богатому студенту единицу и соглашался перевести его на следующий курс за деньги.

Требования ученых бунтарей не были выполнены и они подали в отставку. Отставка Грановского не была принята, так как он еще не выслужил 12-летнего срока после заграничной командировки. Но за ним по предписанию московского генерал-губернатора Закревского был учрежден „строжайший секретный надзор”.

3 ноября 1847 попечитель Московского университета Строганов подал в отставку из-за обострившегося конфликта с министром народного просвещения Уваровым. После увольнения графа, он был избран почетным членом университета. В знак „прощания” Строганову был поднесен адрес с подписями профессоров и около 200 студентов.

Весной 1848 г. в связи с революциями в Европе министр просвещения издает циркулярное предписание о приостановлении отпусков и командировок „в чужие края по настоящим заграничным обстоятельствам”.Следующей весной выходит распоряжение императора Николая I, ограничивающее число студентов в университетах, в связи с чем временно прием студентов прекращался. В университете вводится „военная дисциплина”, согласно которой студентам запрещается читать газеты, ходить в кондитерские, нарушать форму одежды.