Петер Андрушка - Избранное общество

– Старая песенка, товарищ Калас, – махнул рукой Любомир Фляшка. – Закон, закон! Думаете, достаточно прикрыться законом – и все в порядке? Жизнь куда сложнее! Жизнь – это сплошная диалектика! Вы просто не желаете понять, что есть крупные преступления и есть мелкие проступки, на которые общество готово смотреть сквозь пальцы.

– Есть закон, и есть нарушение закона! – отчеканил Якуб Калас. – И не стоит нам зря об этом спорить. Вы небось относите себя к свободомыслящим. Что ж, такие люди занятны, в них есть что-то симпатичное, привлекательное, они даже пользуются популярностью. А я сухарь, неумолимый страж закона, да к тому же на пенсии. Лучше покажите-ка мне картинку!

Любомир Фляшка достал из круглого футляра фотографию, развернул.

Девушка на большой фотографии была прелестна. Тонкое сочетание красоты человека и красоты природы, лазурное побережье, белые скалы и привлекательная нагота девушки с распущенными волосами. Лирический этюд. Нечто подобное Якуб Калас видел и в гостиной Игнаца Джапалика.

– Вот что называется настоящая художественная фотография! – гордо заявил Любомир Фляшка, как будто совсем забыв про недавний разговор. – Чуток слащаво, но вашему вкусу, кажется, соответствует. Я заметил, что вам нравятся обнаженные девицы.

– Мне они нравятся, а вы ими торгуете.

– Это вы несерьезно, – улыбнулся фотограф. – Такое заявление подкрепляют доказательствами.

– Попытаюсь, – ответил старшина.

Любомир Фляшка свернул фотографию, бросил ее на стол.

– Вы и впрямь чудак, товарищ Калас, – насупился он. – Я годами делаю или – если хотите – создаю разные картинки: пейзажики, портреты, обнаженную натуру и даже нечто близкое к порнографии, посылаю на выставки и на конкурсы, бывает – схвачу какую-нибудь премию, среди своей братии считаюсь не последним, скажите «Фляшка» – и любой знает, о ком речь. Никто не возмущается, выставочные комиссии принимают мои работы, а там заседают разные люди – и вдруг являетесь вы! Большой начальник из полиции нравов! Полагаю, вам следовало бы возглавить новый отдел. Вы там наверняка были бы на месте.

– Между прочим, я не просил у вас советов и не требовал откровений. Ваши успехи меня радуют, поздравляю вас, но рассказывать мне о них ни к чему. Не то еще заподозрю вас в хвастовстве. Все, что мне было от вас нужно, я узнал и в тот раз. Лично я ничего не имею против ваших картинок. Они мне нравятся. Я бы и вообще ничего не имел против них, если бы вы, как утверждаете, только посылали их на выставки и конкурсы или раздавали друзьям.

– Хотите сказать, я ими спекулирую, хожу по ярмаркам и выкрикиваю: люди добрые, покупайте картинки, покупайте красивых баб, чтобы товарищ Калас мог меня поймать?…

– Не в моих привычках утверждать то, в чем я не уверен, – перебил его старшина. – Вы на таких картинках зашибаете деньгу, и немалую, в этом я убежден. Я бы с удовольствием привел вас в один дом, но еще не настало время. Подождите пару деньков. А теперь скажите, что вы знаете об Игоре Лакатоше?

– Об Игоре Лакатоше? – Любомир Фляшка задумался. – Впервые слышу это имя, товарищ Калас.

– Это бывший близкий приятель вашей красотки. Его дворец рядом с домом Крча.

– У Крча я был всего один раз, и то в дождливую ночь.

– Допустим, – согласился Калас. – Но в этом дворце вы бы наверняка обнаружили несколько своих художественных снимков.

– Да что вы говорите!

Калас должен был признать, что фотограф играет великолепно. Интересно, долго ли выдержат его нервы?

– Один я даже видел у Беньямина Крча. Он явно попал к нему в ту пору, когда вы еще гордились своими творениями, а это было не так давно. На оборотной стороне ваше клеймо: «Любомир Фляшка – фоторепортер». У меня есть точные сведения, что Крч получил картинку от Лакатоша. Как же она попала к Лакатошу, если вы его не знаете? Значит, он должен был у кого-нибудь ее купить.

Любомир Фляшка быстро нашелся:

– Да захоти я проследить судьбу всех своих картинок, сделанных и раздаренных мною, пришлось бы завести целый секретариат! И что вы хотите доказать своей теорией? Что я продаю свои картинки? Ну, докажете, а какой вам от этого навар? Дешевле станет хлеб? Или вас беспокоит, что у меня левые доходы, что я не плачу налога и обкрадываю республику? В чем, собственно, дело?

– Как бы вам это растолковать… Ваши картинки меня вообще не интересуют. Я только хочу знать, кто пристукнул Бене Крча. И не моя вина, что в эту историю впутались и ваши картинки. И что ваша красавица так загадочно исчезла. Убить человека – это вам не шуточки! Тут есть разные обстоятельства, множество вещей, на первый взгляд не имеющих с данной историей ничего общего, но в конце концов все они ведут к ее объяснению.

– В таком случае, товарищ Калас, повторяю: я спокоен. Никаких обстоятельств, которые вели бы к объяснению вашей истории, я не знаю и знать не хочу! Ищите! Да сопутствует вам удача! Я всей душой с вами! И свое произведение вам оставляю. Всего за сотенную. И задаром бы отдал, да вы скажете, что я предлагаю вам взятку, наверняка скажете, уж настолько-то я вас раскусил! К тому же и материал кое-чего стоил. Видите ли, у нас в редакции есть только пленка. Когда я буду шефом отделения, все организую по-другому. Так что гоните сотенную – идет?

– С благодарностью дам и две, – сказал Якуб Калас. – Но вы должны обещать, что в ближайшие дни не станете разыскивать никого из наших общих знакомых. У меня есть подозрение, что за ними тоже следят.

– Благодарствую, – ответил Фляшка, – и вполне понимаю. Что бы я ни сделал, у вас на руках будет козырь. Если забегу к «нашим общим знакомым», скажете, что я их предупредил, если не забегу – решите, что хочу остаться в стороне.

– Оказывается, вы сообразительнее, чем я думал. Вот ваши две сотенных.

– Знаете что? Оставьте их при себе. А картинку я заберу. Или суньте ее в печку. С вас станет и ее использовать против меня!

– Да что вы! Разве вам не жаль такой красоты?! Невинную картинку – и вдруг сжечь! На вашем месте я бы лучше подумал, как уничтожить те похабные открыточки, которые вы давали различным людям. Знаю, вещь нелегкая, но я бы постарался это сделать. Иначе смиритесь с тем, что вам пришьют статью двести девяносто пять.

Упоминание о статье не испугало фотографа. Скорее наоборот: вдохновило на довольно-таки умелую самооборону.

– Товарищ Калас, вы что, с луны свалились? Статья Двести девяносто пять! Прежде всего нам пришлось бы Договориться, что такое «преступление против нравственности». С чего оно начинается и чем кончается.

– Значит, в статьях закона вы разбираетесь?

– Видите ли, я в своем деле не новичок. И всегда взвешиваю, что выпускаю из рук, чтобы потом кто-нибудь не подвел меня под монастырь. Например, вы, товарищ Калас. Но вам это невдомек.