Александр Афанасьев - Локальный конфликт

Никакого пятновыводителя у Кондратьева не было, тем более времени, чтобы элементарно постирать форму, а потом вывесить ее сушиться на солнышке. Вернуть ей былой вид он не сможет, сколько угодно ломай над этим голову. Предстать перед знатным, а может и не очень знатным, но все же вхожим в Королевский дворец лордом, этаким босяком, место которому не в приличном обществе, а на окраинах большого города, где расплодились помойки и кормящиеся на них бездомные, стыдно, как и ронять честь мундира русского офицера, который с одинаковой легкостью может окрутить дочку богатого коммерсанта, станцевать модный танец на великосветском приеме, сыграть на пианино и… что там еще входит в джентльменский набор? Волей-неволей пришлось выбивать из формы засохшую грязь. Денщика у Кондратьева не было. Через полчаса кропотливой работы форма хоть и не дотягивала до того, чтобы назвать ее чистой, и в операционную его ни в коем случае в ней не пустили бы, но зато грязь теперь была не видна, сливаясь с маскировочными пятнами.

Солдаты решали ту же проблему. Очень скоро они нашли компромиссный вариант. Если на форму накинуть белый маскхалат, то вид в результате получался недурственный. Предвкушая сомнительное развлечение, солдаты не сильно, больше себе под нос, чем на публику, ворчали, что накануне визита лорда надо было привезти сюда кремлевскую роту. Уж от нее-то, от ее вида, британский парламентарий остался бы в восторге.

Сказать точно, когда приедет лорд, было нельзя. Он мог где-нибудь задержаться и появиться уже к вечеру или, напротив, сперва ринуться в расположение части и только затем отправиться по другим объектам.

— А разговаривать с ним можно? — спросил Голубев.

— Не воспрещается. Только, Голубев, умоляю, не выдай ему какой-нибудь государственной тайны. Тебя же тогда, а заодно и меня, засудят, как предателей Родины.

— Это что же, лорд шпион, что ли?

— А вот этого я тебе не говорил, — сказал капитан, — у него официальный визит. Он представитель оппозиционной партии. Никто, видимо, в родном парламенте его в грош не ставит, вот он и хорохорится за границей. Хоть здесь, среди безграмотных русских туземцев, которые, окромя лаптей, медведей, да щей с кашей, ничего в жизни не видали, он хочет почувствовать себя фигурой значимой. Наши все для этого делают. Сопровождение ему дали такое, точно он премьер-министр Англии. Я думаю, он и в Новую Зеландию поехал бы, если б его так же встречали, но там его встретили бы попроще, а может, и совсем не заметили. От того, как он себя здесь поведет, зависит, заметят ли этот визит у него на острове. Рейтинг свой повышает за наш счет.

— Знакомо. У нас буянят тоже в основном партии, которым в Думе и места-то не нашлось. Забудут о них, если иногда не поскандалить. Значит, лорд тоже будет скандалить?

— Не исключено. Но он будет делать это вежливо.

— Как это? Наденет белую перчатку, отвесит мне пощечину, а я, вместо того, чтобы огреть его прикладом, должен подставлять другую щеку? — усмехнулся Голубев.

— Надеюсь, до этого не дойдет. Он станет выпытывать, не гонят ли тебя командиры в бой силком, а может, ты хочешь отсюда поскорее убраться, но боишься, что, если убежишь, тебя поймают и накажут. Загонят в Сибирь лес валить. Судя по его выступлениям, он еще не понял, остались ли у нас лагеря для политзаключенных или их уже нет. Но не бойся. По-русски он знает слов десять. Общаться будешь через переводчика. Мы тебя остановить успеем, а переводчику объясним, как все правильно перевести.

— Отсюда я хоть сейчас уехал бы, — грустно протянул Голубев, — но ведь опять зараза эта разведется. Видел я, что они и здесь, и в соседних губерниях делали. А тайн я никаких не знаю. Ну, машине, на которой мы ехали сюда, двадцать лет. Какая это тайна? Справлять ее юбилей будем? Это, скорее, от начальства надо оберегаться, а лорда на юбилей можно и пригласить. Они, иностранцы, когда водки немного глотнут, становятся добрыми такими, компанейскими, пробуют песни наши горланить на свой манер.

— Слово «водка» он скорее всего знает, так же как «виски» или «текилла». Вид у него такой, что за воротник закладывать должен. По поводу тайн? Знаешь, бывают случаи, что возбуждают уголовные дела против тех, кто передал иностранцам информацию, которую узнал из журнала «Моделист-конструктор». И денег получил за нее — гроши, а вот те, кто по крупному промышлял, к тем никаких претензий. Странно все это. Но про машину лучше не говори, не стоит. Приедет лорд домой, начнет направо и налево трезвонить, что у русских на вооружении техника, которую можно в антикварный магазин сдавать. Все-таки на салонах мы им носы-то утираем, да и в Косово с Боснией братьям сербам послали не самую плохую технику. Пусть НАТОвцы и дальше думают, что у нас этого добра завались, ну, просто девать некуда, что перестройка и конверсия нашу армию несильно подломили. Парламентариям европейским такая информация будет неинтересна, но думаю, вернувшись, лорд будет общаться не только с ними.

— Да знают они все прекрасно. Лучше нас знают, — сказал Голубев, а потом добавил, — ладно, скажу, что больной скорее жив, чем мертв.

— Да, как только лорд нас увидит, он так и подумает. Мы тебя делегируем с ним пообщаться. Готовь речь.

— Есть.

Слушая этот разговор, егеря улыбались. Они отдыхали, расслаблялись после нескольких очень трудных суток. Сейчас про них лучше забыть. А вспоминать — когда вернешься домой, соберешься с друзьями за столом и начнешь рассказывать о том, как все было, немного привирая, конечно, как это часто бывает с рыбаками, которые уверяют, что поймали чуть не кита, а на самом деле выловили рыбку… чуть поменьше. Может на ладони уместиться.

Первым делом лорд Дрод заглянул в фильтрационный лагерь. Десантники к его приезду успели отоспаться. Настроение у них поднялось. Все заблаговременно высыпали из палаток. Им только хлеба с солью не хватало. «Эх — плакат-то мы забыли нарисовать», — в сердцах подумал Кондратьев, завидев вертолеты в небесах, суету в лагере и тень приближающейся кавалькады. Что-нибудь типа «Welcome lord Drod».

Эти упущения исправлять было уже поздно.

«Ну да ладно, обойдется. Не обеднеет страна, если кредитов не дадут. Может, лучше даже будет. Своей головой думать станем, а то отвыкли как-то. Все на добренького дяденьку надеемся. Да и чему нас этот дяденька научит? Сам-то он учился совсем плохо. Какая империя у него была, а теперь что осталось? Ничего. Одни воспоминания».

Корней Иванович Чуковский предвидел подобную ситуацию, но все перевел на детский язык. Теперь приходилось переводить обратно. Медведями, ехавшими на велосипеде, очевидно, были спецназовцы, облепившие броню БТРа, хромой собакой — представительская «Волга», выкрашенная в традиционный черный цвет и поэтому очень заметная. На крыше у нее была установлена массивная, но пока бездействующая мигалка — и без того все старались обойти кавалькаду стороной, будто она была переносчиком чумы или холеры. Следом за «Волгой» тянулась стая разномастных иномарок. Их водители уже смирились с тем, что передвигаться приходится со скоростью черепах. Но лучше так, чем оказаться в кювете, из которого тебя вытащат, когда на помощь подойдет танк или БМП. Среди иномарок затерялся микроавтобус «Фольксваген-транзит». На нем-то и ехал лорд Дрод.