Лев Гурский - Никто, кроме президента

Сигнал был дан в сферах – это я понял по собачьей тоске в глазах адвокатов. По суетливости ментов. По мертвому молчанию номеров замгенпрокурора, с которым только вчера мы были вась-вась. Никто, кроме президента, не мог бы раскрутить маховик до таких оборотов. Уже в камере, куда мне принесли телевизор, я посмотрел вечерние новости. Спикер Думы, став во фрунт, радостно пел о громком успехе органов. Лидер оппозиции в отведенные ему десять секунд эфира мямлил про беззаконие и при этом заглядывал куда-то за кадр. Крепкие, как свеколки, ветеранши труда дружно одобряли и поддерживали. Коровы-рекордистки мычали: «Су-у-у-уд!» Скрюченная мразь, названная политологом, минут пять распиналась о светлом завтра, куда страна гордой поступью войдет без олигархов. Совесть нации, писатель Долгопрудников, копаясь в бороде-лопате (блохи его, что ли, одолели?), бубнил про то, как большие деньги вредны для соборности и духовности.

Страшней всего было видеть душку-президента России. С ним случилось то, что бывает со свежей ягодой при мгновенной заморозке: внешне как живая, но на ощупь и вкус – стылое стекло. Я и заметить не успел, в какой исторический момент улыбчивый дядька, позволявший нам ругаться и спорить, смерзся в ледяного богдыхана с прозрачными рыбьими глазами… Той же ночью в камере, ворочаясь на шконке, я узнал великий кайф Одиночества. Эти суки могли сколь угодно измываться надо мной, думал я, закручивать гайки, рушить мой бизнес. Но в одном я был неуязвим. Давить на меня, взяв в заложники моих близких, они не могли. Впервые в жизни я порадовался, что разведен, бездетен, а мои бедные папа с мамой уже умерли. У меня не было даже собаки…

Тихонько прогудел невидимый паровозик: в мой электронный ящик упало письмо. Кто бы это мог быть? Или спам, или робот. Других вариантов нет, живые здесь не ходят. Я пододвинулся к компу и кликнул послание. Точно, робот: автоматическая программа газеты «Бизнес-новости» уведомляла абонента , что его письмо с приаттаченным файлом Obzor-new.doc дошло до адресата. Ну и славненько. Вечер у нас свободен, пойдем гулять. Я вошел в Яndex и первым делом наткнулся в новостях на знакомую фамилию Звягинцев. Ну-ка, ну-ка, двинемся по ссылке… Опаньки!

На сайте «Московского листка», оказывается, уже с обеда висел дивный текст. Суска Звягинцева извещала страну и мир, что ее супруг, один из капитанов – ха-ха! – российского бизнеса, некоторое время назад исчез и, возможно, похищен с целью выкупа. Дальше мадам пускалась в рассужденья о том, кто мог украсть ее суженого, чечены или чекисты, но это было уже неинтересно.

Есть же, черт возьми, в жизни справедливость, ухмыльнулся я, блаженно откидываясь на спинку кресла. И ты, Звяга, получил свое, физкультурник долбаный. И тебя, Брут резиновый, тоже сделали – не эти, так другие, не пятые, так десятые. Вертухаи у нас разные, итог один: раньше гнил на киче я, нынче очередь твоя. Потомись и покумекай, каково это, дружок. Умный – поймешь.

На том процессе меня закладывали многие. Кто из страха, кто из равнодушия. Но ты прогибался с готовностью . Прокурорские рта не успевали раскрыть, как ты уже нес меня по кочкам. А после был среди тех, кто заглатывал, не жуя, куски моего мира. Тут тебе пофартило за гроши взять мой заводик в Воронеже. И не оттого обидно, что я там все отстроил своими руками, а ты отхавал готовенькое. Заводик давно числился в третьем эшелоне, приносил чепуховую маржу, но я его держал как память. Потому что он был первый ! С него родился и рос весь мой мир, который теперь скукожился до этой хрущевки с Интернетом, вот этого шкафа книг, этого «стечкина» в столе, этой вытертой шкуры тигра на полу да еще дачи в Жуковке, по документам – арендованной у м-ра Джорджа Кьюкора. Прокурорские оттого и не смогли ее отнять: формально она была собственностью моего американского партнера, переданною мне в пользование сроком на 99 лет. Выдергивать имущество из-под янки не решились даже мордатые законники.

Я посмаковал первый абзац воплей Сусы и не без сожаления закрыл сайт. Эх, взгрустнулось мне, почему же никто не украл моего обвинителя? И его писучую сестричку – до кучи: пусть бы настрогала в неволе «Олигарха-2». А еще к ним в компанию нашего бы Генпрокурора, объявившего меня вором. И Верховного судью, подмахнувшего ордер на арест. А заодно с ними со всеми – примороженного гаранта, который выдумал эту хренотень.

Увлеченный приятной мыслью, я попытался представить Волина в тюрьме – в какой-нибудь средневековой камере пыток, с палачом в капюшоне, дыбой и ржавыми кандалами. Но фантазии хватило лишь на образ, знакомый до боли: мою четырехместную камеру в Бутырках с тремя соседями – тихим провинциальным ректором-взяточником, брачным аферистом-грузином и еще одним скользким типом из Москонцерта, явной «наседкой», всю дорогу канифолившим мне мозги. Шконки, стол, умывальник, толчок и одуряющая духота.

Шут с вами, господин президент, сказал я про себя, обойдемся без кандалов и дыбы. Я не кровожаден. Даже не настаиваю на душной четырехместной камере. Одиночка с кондиционером подойдет?

Генерал ошибся. Евреи в ее роду даже не ночевали. Эдельман она была не с рождения, а по одному из супругов. Всего же фамилий на счету у дамочки имелось так много, что опытный рецидивист позеленел бы от зависти. Каждый новый муж – новая страница биографии, новый цвет волос, новый адрес, новый паспорт. Полное обновление жизненного цикла. Змеи и те линяют значительно реже.

Первым официальным спутником рыжеволосой Сусанны был литовец по фамилии Сабонис – дальний родственник Того Самого, причем тоже спортсмен. Правда, бобслеист. Следующий, Эдельман, муж брюнетки Сусанны, был художником – мастером цветных граффити. Третий, историк Сергиенко, взял в жены соломенную блондинку Сусанну. Историк изучал каких-то древних норвежцев и по этому поводу не вылезал из загранки. Там он в конце концов и осел. Без жены. Нашему Звягинцеву, таким образом, выпал номер четыре. Последней фотографии дамочки в досье не нашлось, но я почти не сомневался, что ныне гражданка Звягинцева – шатенка. Привычек не меняют.

А вот девичья ее фамилия оказалась простейшей, как амеба, – Горохова. Сусанна Евгеньевна Горохова. Проживала она на даче в Усково, куда я легко доехал по пустой Рублевке. С обеда и до вечера жизнь на этом шоссе впадает в глубокую спячку, чтобы проснуться ближе к полуночи, когда местный бомонд потянется в «Царскую Охоту», «Кабанчика», «Дворянское гнездо» и прочие элитные кабаки. Один раз нелегкая судьба чекиста занесла меня в жуковский ресторан «Веранда». Хотя я был там строго по службе, в бухгалтерии нашей Конторы больше месяца упирались рогом, отказываясь оплатить мне счет: говорили, что либо я тайком накормил вместо одного информатора целую роту, либо приписал к счету пару лишних нулей.