Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный

Виктор остановился перед окошком дежурного. Старший лейтенант, низкого роста, с потухшей сигаретой во рту, прижимал плечом телефонную трубку к уху и записывал что-то в раскрытой тетрадке, рядом с которой лежала сложенная вдвое газета с кроссвордом.

– Нет, нет, – бубнил он, – это вы сами решайте, ребята…

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, – заговорил Смеляков, едва дежурный положил трубку на рычаг. – Как мне пройти в кабинет начальника отделения?

Дежурный поднял на Виктора чёрные цыганские глаза.

– Ядыкина сейчас нет. А вы по какому делу?

– Устраиваться на работу. А Болдырев здесь? Он заместитель по розыску?

– Он у себя. В конце коридора, последняя дверь. Там написано…

Фёдору Фёдоровичу Болдыреву было не больше тридцати. Он внимательно посмотрел на Виктора, бегло пробежал глазами направление отдела кадров РУВД и широко заулыбался.

– Хорошо. Сыщики нам очень нужны. Работы уйма, а с кадрами беда. Ты, правда, ещё не сыщик. Но когда-нибудь станешь им. – Болдырев подумал и добавил: – А может, и не станешь… Чего тебя в уголовный розыск потянуло?

– Да вот потянуло. – Виктор недовольно скривил губы. Ему надоело объяснять всем одно и то же: сначала бывшему начальнику, затем сослуживцам и друзьям. – Хочется живой работы. Не век же стаптывать сапоги на воротах.

– Значит, в ООДП разонравилось? Заскучал там?.. А я ведь как-то раз заходил к твоему начальнику, к Бондарчуку. Выразительный старикан, подтянутый, стержень в нём сразу чувствуется. Я с товарищем туда заглянул, который начинал свою работу в милиции в Черёмушкинском РУВД, как раз под началом Бондарчука… Мы когда пришли к вам туда, на Калининский, Бондарчук предложил нам выпить, открыл шкаф, а там спиртного всякого – глаза разбегаются. Я такого изобилия никогда не видел. И всё импортное. Дёрнули мы по рюмашке, поговорили о том о сём. Он нам с собой ещё по бутылке дал.

Болдырев замолчал, вспоминая что-то, улыбнулся своим мыслям.

– Что ж, добро пожаловать в нашу берлогу, – вернулся он к действительности. – С завтрашнего дня можешь приступать. А если хочешь, можешь прямо сейчас подключаться. Работы у нас непочатый край. Вкалывать придётся часов по двенадцать-четырнадцать. Ребята зашиваются…

– Прямо сейчас не могу. Надо приказа дождаться…

– Да, приказа пока нет. Это ещё недели две займёт, а то и целый месяц. Кадровиков в быстроте никто не упрекнёт… Ладно, – Болдырев кивнул, – главное, что решился. Как только утрясёшь все дела, приходи. Будем ждать…

Смеляков вышел на улицу. Снова заморосил дождь. Виктор поднял воротник плаща и быстрым шагом направился к остановке.

«Будем ждать, – повторил он мысленно слова Болдырева. – Тут меня ждут, тут я нужен, а вот Бондарчук-то не хотел, чтобы я шёл сюда…»

Память услужливо отдёрнула занавес и развернула картину упорной борьбы за подпись руководства на его рапорте о переводе на новое место работы. Сослуживцы предупреждали, что Бондарчук трудно расставался с хорошими сотрудниками. Но пять лет несения службы на посту у ворот посольства – срок немалый; как говорили в отделе: «Можно ноги до колена стереть, а ничто не изменится». Вдобавок ко всему, Виктор доучивался на последнем курсе ВЮЗИ, так что всё его молодое существо жаждало перемен. И он наконец решился.

Однако одно дело – решиться подать рапорт о переводе на новую работу, другое – осуществить замысел. Начальник отделения, увидев в руке Смелякова рапорт, тут же отмахнулся:

– Это не ко мне, старик. Я такие вопросы не решаю.

Валяй к Бондарчуку.

Степан Корнеевич Бондарчук, когда Виктор положил перед ним рапорт, задумчиво снял очки, театрально бросил их перед собой на стол, откинулся на спинке стула и проворчал:

– Ещё один! Ну чего тебе здесь не хватает, милый?

– Товарищ полковник, я уже вырос из этой работы! – Виктор заранее решил говорить напористо, убеждённо, чтобы своим тоном не допустить ожидаемых возражений Бондарчука.

– Вырос? А я, стало быть, не вырос? – Степан Корне-евич возмущённо надул щёки.

– Товарищ полковник, вы же понимаете, что должен быть интерес к работе. – Смеляков смутился, но продолжал настаивать: – Я должен перейти, это не блажь, а необходимость. Хочу попробовать свои силы «на земле».

– Да ты хоть знаешь, что это такое? Что тебя там привлекает, «на земле»-то? Не на земле работать придётся, а в грязи! Э-эх, ты понятия не имеешь, какая там мерзость… – Бондарчук презрительно скривил рот и постучал пальцами по столу. – Скажи на милость, чем тебя не устраивает работа у меня? Почему ты стремишься убежать отсюда? Зачем торопишься нырнуть в болото? Ты же ничего не знаешь о той работе. Поверь старику, я ж тебя не из упрямства удерживаю. Я прошёл весь этот путь с самых низов, пришлось глотнуть всякого, знаю, о чём говорю. – Он взял со стола телефонную книжечку с блестящей белой обложкой, очень похожую на кусок отполированного мрамора, и потыкал в неё пальцем. – Видишь белую корочку?

– Да.

– А попадёшь в уголовный розыск, тебя будут заставлять из этой белой обложки сделать чёрную. Или наоборот.

– Как это?

– А вот так. – Бондарчук горько улыбнулся. – Специфика там такая… Тебя это устраивает?

– Устраивает, – ответил Смеляков, хотя не понял, что имел в виду Бондарчук.

Степан Корнеевич поморщился:

– Начитаетесь книг, кинофильмов насмотритесь, а потом думаете, что всё в жизни так, как там показано… Нет, милый, ты ступай и подумай как следует. Не буду тебе ничего подписывать.

Виктор растерялся. Закрыв дверь кабинета начальника, он долго стоял в коридоре, затем вышел во двор и закурил.

– Ну как? – спросил кто-то из-за спины.

– Никак, – тоскливо отозвался Смеляков. В ту минуту ему казалось, что жизнь зашла в тупик.

Он долго колебался, прежде чем принял решение отправиться на Петровку в Управление кадров ГУВД города Москвы. Было не принято действовать «через голову начальства», но тянуть Виктор не желал, запущенный внутренний маховик уже раскрутился и не давал покоя.

Но минул месяц, прежде чем он, испытав муки ожидания в долгой очереди, попал на приём к начальнику Управления кадров ГУВД.

– Хотите попробовать свои силы на другом участке? – равнодушно поинтересовался суховатый мужчина, прочитав лежавший перед ним рапорт Смелякова. – Что ж, товарищ лейтенант, дерзайте. – И написал на рапорте: «Перевести».

Виктор примчался в ООДП, полный воодушевления, и сразу направился к Бондарчуку. Тот скривился, увидев визу на рапорте, и проронил, глядя куда-то в сторону, словно обращаясь вовсе не к Смелякову:

– Пожалеете вы, ребята, ох как пожалеете. Не цените вы того, что вам дано. – Затем упёрся твёрдым взглядом в Виктора: – Что ж, раз поставили такую резолюцию, раз начальник Управления кадров тебя переводит, я ничего не могу сделать. Но ты ещё не раз вспомнишь мои слова, вспомнишь, что я тебя отговаривал.