Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный

– Почему же так получилось, что МУР более зависим?

– С Хрущёва пошло. Он то сливал вместе госбезопасность с милицией, то снова разъединял их. Перетряски шли постоянные. А в связи с тем, что шла борьба с пережитками культа личности, Хрущёв решил поставить карательные органы под советский и партийный контроль. Поставить-то поставил, но почему-то МВД попало просто под каблук исполкомам, а гэбэшники каким-то образом остались в стороне, хотя все кошмары репрессий – именно их рук дело. И вот теперь КГБ – самостоятельная структура, так сказать, вооружённый отряд партии, а мы с тобой входим в структуру Моссовета и превратились в инструмент прогнившей бюрократии и теневых дельцов. Сейфы ломятся от оперативных материалов, а сделать мы ничего не можем. Вот отсюда и рождаются разговоры о коррумпированности МВД. А как оно может не быть коррумпированным? Рыба-то гниёт с головы. А у нас голова – советская номенклатура. Когда исполкомовские начальники на местах чудят, то милиция тут бессильна. Вот такая ситуация у нас сложилась… В каждой губернии своя законность… К нам сейчас пришёл из Московского управления КГБ полковник Бугаев Алексей Прохорович – заместителем начальника ГУВД по оперработе. Посмотрим, что из этого выйдет… Но я лично думаю, что они , если они люди умные, то, разобравшись во всём, будут делать то же, что и мы… К сожалению, бытие определяет сознание. А те, которые постараются идти напролом, тех система просто выдавит. Но кое-что они уже привнесли, – Максимов скептически ухмыльнулся, – теперь мы с тобой не инспекторы уголовного розыска, а оперуполномоченные… Вернули нам старое название должности…

Виктор в задумчивости потёр лоб и посмотрел в окно.

На балкон третьего этажа в доме напротив вышел, неуверенно ступая, старик в накинутой на плечи шубе. Закрыв глаза, он взялся за перила и переминался так с ноги на ногу некоторое время, вслушиваясь в шум улицы. Возле него стоял молодой человек и бережно придерживал за локоть, то и дело поглядывая на старика и поправляя на нём то меховую шапку, то воротник шубы.

– Знакомое лицо, – сказал Смеляков. – Кто это?

Максимов повернулся к окну и увидел старика, окутанного морозным паром.

– Ильинский, – буднично пояснил он. Судя по тону, он уже привык отвечать на один и тот же вопрос посетителей. – Игорь Владимирович Ильинский.

– Актёр? Тот самый?

– А что тебя удивляет? Он здесь живёт, в 1-м Колобовском переулке. Его балкон прямо напротив нашего окна. Будешь лицезреть его ежедневно.

– А кто рядом с ним?

– Кто-то из его студентов. Они постоянно вокруг него. Ещё не раз увидишь, как они выгуливают старика. Поздороваешься с ним бывало, а он ничего не слышит, пожалуй, и не видит тоже. Шагает еле-еле. А студенты за него отвечают, улыбаются, раскланиваются, отвечают на вопросы.

– Да, совсем старый, – произнёс Смеляков, продолжая разглядывать легендарного актёра, который довольно жмурился на выглянувшее зимнее солнце. Наблюдая за Ильинским, Виктор улыбнулся: «Вот он стоит передо мной, немощный, слепой, дряхлый, а я помню его неугомонным живчиком по немым ещё фильмам. Такой плотненький был попрыгунчик. Он считался чуть ли не русским Чарли Чаплином, его целовала Мэри Пикфорд… Вот он, живой дух минувшего века, свидетель эпохи первых кинокартин, первых автомобилей, первого радио. Как странно, что он сейчас рядом со мной, всего лишь по другую сторону переулка. Иногда мне кажется, что с такими людьми физически невозможно соприкоснуться, потому что они принадлежат другому миру, почти ненастоящему. И всё же вот он, знаменитый Игорь Ильинский… И уже совсем не похожий на себя прежнего…»

В тот вечер Виктору выпала редкая удача. Игорь Весе-лов сумел раздобыть четыре билета в «Ленком» на «Юнону и Авось». Билеты появились настолько внезапно, что он, вертя их в руках, остановился перед Смеляковым и растерянно проговорил:

– Вить, представляешь? Вот подфартило-то. Четыре билета на «Юнону»! Надо кого-то позвать.

– Позови меня с женой, – тут же среагировал Смеляков.

– Держи! – Веселов протянул ему два билета. – А мне надо кого-нибудь из девчонок вызвонить. Кого же?.. – Его лицо сделалось сосредоточенным. – Тут кого ни свистни, на «Юнону» ведь любая помчится. Нужно прикинуть, как этим лучше воспользоваться…

Спектакль был громким в любых смыслах этого слова, посмотреть его мечтали все. Смеляков дозвонился до Веры и сообщил ей о планах на вечер.

– Ты как? Пойдём? – спросил он. – Или у тебя какие-нибудь дела допоздна?

– Ты что, Витя! Да я все дела брошу, раз можно на «Юнону» сходить. Только вот переодеться не успею. Придётся обойтись без вечернего платья.

– Да и я не во фраке…

Весь день прошёл под знаком предвкушения грядущего удовольствия. Веселов со Смеляковым просидели на работе «под завязку» и со службы направились прямо в театр. До «Ленкома» было ещё далеко, а на улице уже то и дело слышался вопрос: «Лишнего билетика не найдётся?» Чем ближе к театру, тем чаще звучал вопрос. Перед дверьми колыхалась плотная, подвижная, похожая на живой организм толпа желающих попасть на спектакль. Они кидались на каждого, кто опускал руку в карман за билетом, облепливали со всех сторон, отталкивая друг друга и наперебой тараторили: «Не продадите билетик?» Многие пришли сюда давно и успели продрогнуть на морозе, но продолжали терпеливо ждать. Кутаясь в поднятые воротники, они зорко следили за всеми, кто приближался к театру, надеясь первыми увидеть того, у кого вдруг окажется лишний билет. Страсть москвичей к театру могла сравниться разве что со страстью к футболу.

Сначала Виктор увидел Веру. Она вынырнула из тёмной человеческой массы и помахала рукой.

– Это моя жена, – представил он её Веселову.

– Очень рад, – приветливо улыбнулся Игорь. – Давно ждёте?

– Нет, я всё точно рассчитала. Минут пять назад приехала.

– А вот и она, – обрадовался Веселов, заметив в толпе свою знакомую. – Сейчас я вас познакомлю.

Он исчез на несколько секунд, а вернулся под руку с эффектной крашеной блондинкой. Волосы у неё были причудливо уложены на голове, и она, чтобы не испортить причёску, оставила голову непокрытой.

– Это Натусик, – представил Игорь, и блондинка улыбнулась, показывая крупные ровные зубы.

– Вы все в милиции работаете? – спросила она.

– Все, – кивнула Вера, чтобы не вдаваться в подробности.

– Очень мило! – Блондинка захлопала в ладоши. – Пойдёмте. Заглянем в буфет, выпьем шампанского… А вообще мне уже не терпится попасть в зал…

Спектакль их ошеломил. С самых первых минут на зал опускалось какое-то колдовское облако света и музыки, к которому, несмотря на условность декораций, примешивалось ощущение соприкосновения с далёким прошлым, просочившимся в зал вопреки всем законам природы. В левом углу зала, прямо перед сценой расположились рок-музыканты с электронными инструментами и мощной ударной установкой. Первая же мелодия, с невероятной громкостью обрушившаяся на зрителей, заставила Смелякова вздрогнуть. Звуки пронзили его насквозь, заполнили каждую клетку его существа, вывернули наизнанку и будто смешали со всем тем, что происходило на сцене, превратив его на время спектакля из человека в некую бестелесную субстанцию, сотканную из неуёмных чувств. Иногда ему казалось, что он видел себя со стороны и слышал, как охватившие его переживания пульсировали в пространстве, став частью музыки и частью метавшихся на сцене людей. Виктор наблюдал за собой и поражался, насколько, оказывается, он был подвержен влиянию искусства.